«Поэт в России — больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
Лишь тем, в ком бродит гордый дух
гражданства.
Кому уюта нет, покоя нет.»
Е. Евтушенко
Эти замечательные слова Евгения Александровича хотелось бы применить к современной украинской литературе, увы, не могу - язык не поворачивается. По духу и смыслу, мне гораздо ближе русская классическая литература, однако, для работы, изучение украинской современной принесло и свои плоды. Посему, в данной «рецензии» постараюсь быть как можно менее предвзятым, «аполитичным» и исходит из требований современного общества, меньше обращая внимания на традиционные требования к художественной литературе. Так же, сразу прошу простить меня, если невзначай, между строк, кого-то обижу, излишне разошедшись в жесткости выражений.
Первоначальной причиной, по которой мне захотелось выразить свое понимание текстовых смыслов украинской художественной литературы стали произведения молодых и не очень современных писателей, издающих свои книги. Прочитав их массу, я столкнулся с тем, что для меня было, так сказать, дико, отчасти, не приемлемо, чуждо. Но, чтобы не заходить в дебри, попытаюсь структурировать свое «письмо». Потому, начну с формы.
Прежде всего, хочу поделиться своим представлением, об «авторе» вообще, не как о социальной единице, а как о подвижной силе интеллигентности. На основе интервью с писателями и их книгами у меня создался не совсем приятный образ молодого украинского писателя, как перманентного диссидента, протестующего против всего. Мало того, вызывающего окружающих к этому протесту. Даже если этот социальный протест не осознан. По большому счету, он всегда не осознан. Так как, движем «постмодернистской чувствительностью», не предполагающей анализа. То есть, по убеждению Лиотара – движем парадигмиальной установкой на восприятие мира в качестве хаоса. Проще говоря, раньше социальный протест имел смысл, теперь он смешон, раздражителен. Почему смешон? Приведу цитату Владимира Мартынова:
«Потому что сейчас время дебилов. Протестовать против этого — становиться таким же дебилом. Надо знать, против чего протестовать»
Более того, протестовать теперь нужно не против систем, а против человека, создавшего эти системы. Необходим антропологический протест. К тому же, в стране в которой столько социальных проблем, нет ни одной книги, которая помимо простенького описания ситуации, диагностировала проблемы. Приводила, хотя бы, литературные методы их предотвращения, нивелирования. Почему этого нет? На мой взгляд, здесь две причины. Первая: культура, а точнее, культурность, уже перестала быть актуальной. «Она уже давно ни кому не нужна». Она затонула в матершинстве и сплевывании на пол. Особенно, в нашей стране «антропологически» и под скальпелем возникли Швондеры да Шариковы, - перманентные революционеры, которым сплевывать и властвовать, как клопов давить. О каких методах здесь можно говорить? Вторую причину, можно описать словами Сергея Жадана:
«…у меня есть большое подозрение, что при оценке социального антагонизма, который присутствует сегодня в украинском обществе, многие писатели совсем не стоят на позициях защиты, например, учителей, шахтеров и базарных торговок. То есть для значительной части украинской интеллигенции определяющим является не социальный, а национальный (читай националистический) вектор. Поэтому произведения на национально-освободительную тему имеют куда больше шансов на успех среди этой аудитории, чем произведения на темы социально-экономические. Думаю, что в представлении членов официального союза писателей слова «профсоюз» и «забастовка» имеют четко выраженный антиукраинский характер».
Этот образ «автора» следует дополнить тем, что украинский писатель, описывая общество, совершенно его не знает. Не знает социальных проблем, которым оно живет, боится его, прячется от него и клевещет на его неполноценность. И общество отвечает им взаимностью.
«Большинство писателей – филологи, люди, которые мало что в этой жизни видели и переживали. Сложно требовать от человека без собственной биографии, чтобы он воссоздавал чужие судьбы».
С. Жадан
Украинская литература герметизируется, закрывается и пишется для себя. Такая литература удовлетворяет потребности пишущей молодежи, как бы называясь серьезной. На таком основании, подобного рода диссидент, на мой взгляд, имеет сходство с Раскольниковым, увлекшимся своими размышлениями и рефлексиями, с преобладанием гипертрофированного чувства важности и одиночества. Однако, так естественны Радиону болезненные чувства нравственной «куцости» и душевных переживаний, почему то не прослеживаются в книгах «авторов». Ну, да бог с ним.
Продолжая, следует перейти от формы к содержанию.
Я не хочу сказать, что этот образ плох .Плохо то, что создается, конечный продукт его деятельности. «Образ» потерял авторитет среди вдумчивых читателей, которым нужна пища для ума, а не «писанина на манжетах». Следовательно, потеря авторитета привела к потере властности слов их произведений. То есть такие, которые заставляют доверять, верить, вдуматься и соглашаться/ не соглашаться. Романы перешли на уровень «туризма», путешествия между строк. «Дело в том, что современная литература, да и культура в целом, утратила широкую связь не только с читателем, а и вообще с реальностью». Эстетика слова и литературная живость подменилась, по выражению моего друга, «эстетикой гадкого» и литературной вялостью. Когда, в начале описания автора впадает в кураж, а после десяти страниц охладевает к своему детищу. Так и тащит его по инерции до последней страницы.
Истоками такого феномена, не по своей воле, стали 80-тые годы. Точнее андеграунд 80-ых годов. Которому, в свою очередь, послужило быстрая информационная открытость украинского общества с выраженным постмодернистским дискурсом, то есть, вхождением элитарной литературы в массы, зарождение гламура в искусстве. Как, например, «Станиславский феномен» наиболее мобильный, потому что, нес в зародыше синтетический характер направлений. Основной чертой, которого, стала гротескная составляющая – «стеб». Это было первой попыткой выражаться не так, как приходилось до того. И она имела успех. Однако, поколение молодых украинский писателей, не имея такого «андерграундного самообразовательного потенциала» (как, например Андрухович, Издырк и др. ), упростили задачи словотворчества до простых формальных исканий. Со слов Владимира Ешкилева до 80-ых годов литература выполняла «этноохранительную» и «языкоохранительную» функцию. Естественно, сейчас при «упадке закрытых систем» эта функция стала сомнительной. Но, на смену языкоохранительной функции пришла «языковая разнузданность», как следствие излишнего воздержания. Такая свобода простительная первым начинателям. Прошло 30 лет и она не прекращается, наоборот, разрастаясь, до невиданных масштабов.
Современный молодой украинский «автор» оперирует матершинством на которое в литературе не имеет никакого права. Является ли это следствием плохого примера или следствием копирования и подражания, не могу судить. Практически в каждой книге встречается мат. Подобное средство экспрессивной окраски, лично у меня вызывает отвращение. Ведь можно сыграть в замену, например:
«Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными, которым отдавал предпочтения»
Ильф и Петров
Когда человек не прилагает ни каких усилий – это и есть не приложение усилий. А результат дается там, где они задействованы. Возможно, такая разнузданность нацелена на массовую аудиторию, в чем, собственно говоря, и заключается «постмодернистский дискурс». Но, не стоит смешивать грешное с праведным. Если массовая литература с выражением - серьезная, оперирует, мягко говоря, «сленгом», то, тогда мне ближе элитарная. По крайней мере, в ней не встретишь на каждой странице по мату. Конечно, оправдать форму «образа» и «содержание» можно временем. Вернее, следствием условий времени. И все же, как по мне, литература должна быть результирующим процессом.
«Раньше любой гусар, любая барышня писали какие-то стишки, рисовали какие-то рисуночки, даже на инструменте что-то такое бренчали. Но они не были ни художниками, ни композиторами. Сейчас же я отовсюду слышу: «Ирина Хакамада — политик и писатель». Любой губернатор теперь — писатель. Любой человек, который тренькает у себя на компьютере, — сетевой композитор»
Владимир Мартынов
В завершении хочется сказать, что, возможно, в скором времени, «постмодернистский дискурс» перетерпит изменения. Произойдет компромисс между языковой разнузданностью и языкоохранительной функцией. Ненужное будет отсеяно и высмеяно. Останется главное.
С уважением,
Довгалюк Миша ака Фим