Ночлег в высокогорном монастыре

Дзурдзуки Сергей
Тебе, наверное, случалось
в живой дрожащей тишине
увидеть, как текут прощально
часы на тающей стене.

Как выверено их пространство.
Как изначален вечный ход.
С каким нелепым постоянством
их мозг отлажено грядет.

И стоит им остановиться,
бутон блестящий распустив;
смолкаю я; и властно длится
их замирающий мотив.

И жду, когда слепой игры
в душе исчезнут повторенья,
и мной скрепленные миры
рассыпятся...
Иной гармонии, иной
я ощущаю приближенье.

Я вижу замкнутый клубок
пространств пронзительно летящих,
неуловимых в настоящем
и оттого им нужен бог.

он видит все и видит всех
не в памяти, вообрази, но явно
ему, беспечному, все равно
ему смешны границы вех.

Он видит все преображенья
цветущих сгустков вещества.
Немой, дарующий слова
он полнит пустоту движенья.

В нем прошлое одновременно
струится с будущим. Смотри,
миры извне и изнутри
сливаются благословенно.

Здесь нет: ни мертвых, ни живых
ни воскресенья, ни прощенья;
и он не гневен жаждой мщений
здесь живы  все и все мертвы.

и здесь, в необратимом теле,
кружит обратный ход пространств.
и в плотной тайне постоянств
петляет в красоте бесцельной,

здесь удивительная связь
непроницаемых видений,
здесь очередность появлений
не усыпляет наших глаз.

и оттого не судит бог
блудившего или младенца,
он видит целое отдельно
и медлит предъявить итог.

Кого судить?- прошепчет он,
склонясь над вечной колыбелью,-
мои творения бесцельны,
я срезал нити у времен,

я разослал во все концы
себя в сиянье средоточий
я разомкнул им слух и очи
и в бездну погрузил ключи.

Мельканьем поразив чело,
я голос и прикосновенье
сменил коварным наблюденьем
и души искривил числом.

Я им предрек: меня любя,
пленитесь пестротой подобий,
преступники младенцы боги,
в других откроете себя.

И дал им имя"легион",
прельстив наружностью различий,
пока не возродятся лики
и станет естеством закон.

И положил предел земной
усталой жизни. В завершенье
я вижу смысл - дабы творенье
мое нигде не стало мной.

Так мастер после откровений,
опустошенный, в темноте,
в иной случайной красоте
не узнает былых прозрений.

исчезло время для него;
он, словно демон сиротливый,
парит сквозь бездну молчаливо,
он весь - предчувствие всего.

Когда же пустоты распутной
отхлынет темная волна,
он беспощадное искусство
вернет в пустые времена.

он верит: кто-то видит нас
без спешки и без запозданий.
он верит: странен мирозданью
земной вопрос "который час?"

И где бы, вновь, не прозвучало:
все; наконец; завершено -
не человеческим началом
пространство вновь заведено.