И она встречает его - так вышло, у него простой и холеный вид. Ей за час до этого сообщили - он придет и сердце стучит, стучит, словно кто-то просится там наружу, и дыханье кончилось как назло. Может, он захватит с собою душу и вернет ей, - очень бы повезло. Но вот он пред нею - улыбка-детство, без успокоительных и души. И смотри на эту причину бедствий - дружески, хоть карандаши поломай в ладонях под барной стойкой, или хочешь - до синяков себя бей. Он с тех пор красивее вот на столько, и она настолько же вот черствей.
И они выходят курить в подвале, разговаривают о пустяках. Она молит - только бы не позвали и считает блики в его глазах. Он не смотрит прямо - то пальцы скрестит, то сумбурно жалуется на жизнь. И она смеётся на мысль о мести - ты хоть на ногах-то своих держись, ты хоть голову подержи-ка прямо, пораскованней, и смотри вперед. И о чем он думает? Нету драмы, а что больно - наверняка пройдет.
И в ее душе закипает радость и надежда - вязкая, словно клей. И она ругает себя за слабость, в этой сказке очень плохой злодей... Добрый, тонкий, в-общем, ненастоящий - ему не ружьё - леденцы дарить. И он снова станет ее пропащим, а она научится как-то жить.
И не ждать. Совсем. Загореться снова - кем-то старше, денежней и мудрей... Она очень хочет найти такого, но оно не любится. Хоть убей.
И когда придется им распрощаться - в этот раз, наверное, навсегда, она будет скомканно улыбаться, и на все вопросы ответит да. "Ты здорова?" "Счастлива?" "Оклемалась?" "Тебе больно? Горько? Уже не так?" Он её целует едва касаясь и уходит, что-то зажав в кулак.
27.10.10