здесь ссоры врастают в рассветное солнце и режут хлеб и маслом его поверх. Мне голос твой по чуть-чуть выдают к чаю вместо конфет. Такое лекарство знаешь ли, от людей, от чужой зависти, от привычки не докуривать сигарет, от тех кто точки превращает в запятые длинной в несколько туманных километров, глуповатым спидометром принятых, за путь как минимум в пару лет. мне рук твоих не выдают вовсе, лишь обещают как мотивационный повод в походе к вершинам многоэтажек, как возможную выплату при штурме моих шкафов где что ни полка то тройной строй корсетов скелетообразных. О глазах я боюсь думать вовсе, неужели их не увидеть, даже! перешив себя заново в идеальных пропорциях, выверяя по грамму количество слов на одну эмоцию и количество зрителей на одну провокацию? А после взведенных курков и слов с размаху о плечи, ты ласково шепчешь в трубку: ну, что же ты? Мы скоро будем совсем вместе. И я удивляюсь чуду, что ты будешь рядом вся…без лишних делений по памяти, без распределений на… окажешься в водовороте моих объятий, расстелешься поцелуями по периметру всех своих платьев и робко отдашь мне евино, и поспешно забыв о растерянности скрепишь меня собой, чтобы было на_верное, чтобы вдруг стать тобой...всеми на свете стараниями, каждым стежком маня, буду ступать мягко, завороженно глядя: как ты уступаешь жажде, как подступаю я, к твоим нараспашку платьицам, падающим ниц в сумерках, еле-теплого, медно серого декабря...и ты отсылаешь мне, маленькие письма, которым не вырасти даже до метра пятидесяти: я скоро буду. только дождись меня. едва ли заметно тронут осадки часов настенных. это излишне Милая. мой ответ неизменен: жду…жду…жду…
тебя