Лишь приходит время Пасхи,
Закрываю крепче дверь.
Выхожу во двор с опаской -
Осторожный я теперь.
Помню, вышел в прошлом годе
Я во двор, набраться сил.
И не пьяный был, навроде,
И косяру не курил.
В храм пошёл, как все славяне,
Расписной кулич святить.
Повторяю: был не пьяный,
Да и не с кем было пить.
Мой дружок, Субботин Лёха,
Третий день лежал как пласт.
Я к жене: мол, Лёхе плохо!
Отвечает: бог подаст!
Что же делать - ковыляю,
Сдобу сладкую несу,
Осторожно ковыряю
Пальцем в собственном носу.
Вдруг, навстречу мне, в ермолке,
Опустив к земле пейсЫ,
Жид идёт - на барахолке
Прикупил себе часы.
Со своей купил зарплаты -
Мне-то, вроде бы, чего?
Но ведь выбрал с циферблатом
В виде знака своего!
Выступает, этак, бодро -
Знак Давида впереди.
Ах, жидовская ты морда,
Ну, Иуда, погоди!
Путь мерзавцу преграждаю -
Мол, чего ты прёшься с ним?
И культурно выражаю
Недовольство фактом сим.
В день Христова Воскресенья
Должен каждый в мире жид
Уважать другое мненье,
Ибо грех на них висит.
Ведь Христа они распяли -
Не славяне, не мордва.
Понимает он, едва ли,
Эти мудрые слова.
Улыбается, зараза,
И ермолку набекрень.
Врезал я ему по глазу,
Чтоб не лыбился, пельмень!
Он огрел меня часами,
На спине оттиснув знак.
Мы дурными голосами
Заорали: так, растак!
В тему Бога помянули
И родителей Его,
В грязь Давида зашвырнули,
И мутузим - кто кого.
А народ, идущий к храму,
Хохотал - народ таков.
Обрели с жидом мы сраму
И десяток синяков.
С той поры уж я на Пасху
Не хожу - избави Бог!
И другим бы я острастку
Дал, когда бы только мог.
И скажу вам без утайки,
Не скрывая ничего,
Вижу нынче в каждой гайке
Знак Давида - мать его!