Пчёлы вязнут в блюдце с мёдом,
как закаты в море летнем.
Уходящие погоды
густозвонны, лорелейны,
солнценосны без изъяна,
вседержительно ленивы.
И почти что фортепьянный
звук от падающей сливы.
И почти что невесомый
полдень дремлет на перилах.
Установлены кессоны
над воздушной балериной.
А она себе порхает,
а она себе хохочет –
то, блаженная, стихает,
по стихам сверяя почерк;
то батманы бьёт, взмывая
в поднебесье – выше, выше!
День задумчиво внимает
как в саду густеют вишни
и комар точёной шпагой
низвергает камарильи.
Что ему до зимних тягот?
Август – время изобилий.
Венценосный разомлеет,
изойдя в медовый рислинг.
Воздух сливово-лилейный
вязнет к ночи, словно мысли.
Вдруг отчаянно по-русски,
до последней верхней ноты
застрекочут трясогузки
про осенние заботы.
Захлопочет ветер вёрткий,
подметая на веранде.
Распахнёт пошире фортку,
тюля букли припарадит.
Чтобы как-то изловчиться,
чтобы чуточку слукавить –
золотую танцовщицу
в междурамье заарканить.
Застеклить хрустальный кокон,
полон волшебства покуда,
в зазеркалье дачных окон
запасая в зиму чудо.