Просторен час и лезвие реки
ржавеет тускло.
Осень, прореки
холодною лазурью-
за Святым
идут недели в Иерусалим.
Над поселковой ровной тишиной
пробьётся свет
и Он тому виной…
На улицах притихших деревень
Его простое слово как кремень.
Пройдёт обочиной,
обута в сапоги,
хозяйка, кот,
он жмётся у ноги.
И Клязьма,оживая за холмом,
твердит давно заученный псалом…
Нам хруст лучей,
ухабы облаков,
сквозь комья глины
сонных большаков.
Предвестья ненаписанных стихов,
звучащих вдоль болезни берегов.
Вдруг ты поймёшь,
с бедой наедине,
что чёрный кот не сотворён вчерне,-
вкраплён как драгоценная деталь
в октябрьскую
звенящую печаль.
Наличность листьев, мокнущих не зря,
сочтут с утра ветра – бухгалтера.
А я пройду
под тяжестью легко
за Тем, кто больше сердца моего.