БАНЯ.
Возвращаемся с элеватора. Солнце уже коснулось деревьев на самой высокой горе. Лесные тени перекинулись через грунтовку, она стала похожа на грязную шкуру зебры, даже глаза устают от мелькания светлых и тёмных полос. Перед деревней под колесо
попадает неповоротливая домашняя утка. Бросаем её в кузов. Славный будет ужин –
жаркое с уткой! Приезжаем на стан, ставим машины, умываемся на колонке.
Пожилая женщина в ватнике и невероятного размера галошах подходит к нам.
– Председатель велел. Так я вам баньку-то истопила.
Какое хорошее слово – баня!
После долгих колхозных дорог, пыли и пота нет её желаннее.
– Мать, а веничка не сыщешь?
– Есть, есть, сынки, венички, найду. Давайте-ка пока камешки калёные.
Она поправила платок на голове и покатила на своих огромных галошах через улицу.
Банька в усаде небольшая, приземистая, со скрипучей дверцей. Ей лет сто, не меньше. Обросла мохом, чёрные брёвна сруба потрескались – это годы писали её историю,
и нетрудно расшифровать эти странные иероглифы.
– Идите, ребятки, мойтесь. Вода вон в бочке, там и ковшик есть, и тазья. Только к
стенкам не жмитесь – они у меня чернятся.
Хозяйка укатила на резиновом ходу в дом, а, мы, согнувшись, протиснулись через
узкую дверцу в предбанник. На свесившемся проводе висела тусклая лампочка, освещая
небольшое помещение. Почему-то стояла железная, без матраца, кровать, с блестящими шишками и редкими пружинами, стул, табуретки, бочка, два ведра и «тазья» – старые с
отбитой голубой эмалью. Пять добрых березовых веников лежали на кровати.
Осторожно дотрагиваюсь до матово-чёрной стены. Жирная сажа остаётся на пальцах.
Нагишом заходим в баню. Такая же чернота на стенах и потолке. В углу, отгороженные рядом крупных валунов, в жару томятся калёные гранитные булыжники. Воздух сухой, крепко пахнущий лесом и дымом, дёгтем и скипидаром, луговыми травами и хвоей. Этот духмяный настой проникает в лёгкие, в каждую пору жаждущего тела, будоражит кровь, разгоняя по жилам удаль и озорство.
Баня по-чёрному – нынче явление редкое, зато какой мягкий здоровый воздух тут. Из ковша плещем на жаркие камни, вода мгновенно отскакивает от раскалённых булыжин,
превращаясь в пар. И пошла работа задорная, игристая. Берёзовым веником ш-ш-ы-х по
спине, ногам, груди.
Ах, славно! Хороша алтайская банька! После такой бани молодеешь, тело становится воздушным, ноги земли не чуют.
Спасибо доброй русской женщине за этот запомнившийся банный день, окончившийся картошкой с уткой и душистым чаем. Сон после бани по-детски крепкий
и безмятежный, как утро нарождающегося дня.