ОТЧЕГО МЫ УМИРАЕМ
Мы отчего-то сходим в осень,
Как в Понт мистических начал.
Не оттого ль, что кто-то в восемь
Не позвонил, как обещал.
Царапаем прошеньем уши,
Несуществующим богам.
Локальные пожары тушим
Всё так же: водка, да "Агдам".
И целясь близоруко, мимо,
Палит Амур. Но крепок тыл.
В слепой надежде на взаимность,
Мы рвем аорты на бинты.
Любимых пантеон редеет.
Как много в этом мире стен.
Стучась в иных сердец пределы,
Сдираем веру до костей.
Всё чаще повторяем: "Верьте…",
Заслышав стиксов водоём.
Мы умираем не от смерти,
А от предчувствия её.
"Погиб поэт…" Не надо плакать!
Врачам поставлено на вид.
Мы умираем не от рака,
А от обширной нелюбви.
НЕ ЛЮБИТЕ ПОЭТЕСС, МУЖЧИНЫ!
Мужи младые и не очень,
Опасен стал амурный бес,
Страшней Вальпургиевой ночи
Толпа российских поэтесс.
Их одержимые натуры
Алкают страсти каждый час.
Чего с них взять: все бабы - дуры.
И эти дуры - среди нас!
Они ушиблены октавой
(Эх, не спасти, увы, девчат).
Добро бы ради денег, славы,
Так нет, ведь для души строчат!
Неудержимей диареи
Их страсть всё применять к стишу.
Вот, кстати, рифма к слову "геи"
(Чтоб не забылось, запишу).
Лишь на бумаге сексапильны,
Когда ж вас плющит страсти спазм,
Она над ямбом чахнет сильно,
Ища эпитеты к "оргазм".
Что этой жертве Серафима
Любовной неги вашей раж?!
Она всегда стихом томима
И даже в позе "а ля важ".
К тому ж ветвистыми рогами
Украсить может ваш союз.
Вы: "Кто здесь был?! Клянусь богами…"
- Так, муза. А точнее муз.
У ней стихов уже, как грязи,
Готова ими задолбать!
Корпит над "клавою" в экстазе,
А вы не кормлены опять.
И ей, опухшей от хореев,
Чихать на дел домашних гнёт.
Упс! Снова рифма к слову "геи".
(Ишь, вдохновение прям прёт)…
Прости мне равнодушье, слоник.
Вон - сколько женщин! Не тужи…
Вся жизнь - игра, точнее томик
Стихов, написанный за жизнь.
ПИСЬМА К НЕРИМСКОЙ ПОДРУГЕ
Здравствуй, Лена! Видеть тебя чаю…
Море, ширь и буйство кипарисов.
Здесь я с удовольствием дичаю…
Ты рассталась со своим парисом?
Помнишь Мишку? Знаю вашу тайну:
Первая любовь на первом курсе.
Пал в Чечне…Узнала лишь случайно.
К матери его зайти боюсь я…
Бывший шеф твой, в телеке всех матом...
Яркий тип морального урода.
Начал лихо, кончил депутатом.
Лен, ты слышишь, он - слуга народа!
Как в столице, всё косим под Запад?
Что ж, пусть скиф в нас поскучает…
Снится мне степей уральских запах…
Мир растёт, а человек мельчает.
Жду тебя, возьми с собою Петю,
Тут мальчишке будет просто счастье.
Ты же знаешь: любят меня дети,
А не любят дуры, да начальство.
Трубку наведу ему на звёзды,
Кажется, там нынче Льва эпоха…
Тут цветы, покос, духмяный воздух…
Мир задуман все-таки неплохо.
Солнце караулю на закате
Сквозь утёсов влажную промежность.
Сам Господь за это шоу платит…
"Всё проходит…" Это не про нежность.
Как твой бизнес? Ты ли не осилишь.
Жизнь у нас светлеет, даже странно.
Наступает время жить в России,
Ведь не вечны хмари да туманы.
Многие назад, забыв апломбы…
Не вернётся только милый физик
Занят делом - сочиняет бомбу,
Сторонясь лирических коллизий…
Вот такие жизнь нам ставит вехи…
Стоит из-за этого бодаться?!
Им достало храбрости уехать,
Нам хватило мужества остаться…
Знаешь, Солнце, огорчу немного,
Но со мной не то… уже полгода.
Не реви! У Стикса ждёт пирога…
А пока смотрю на пароходы.
Как диагноз? С нашей медициной
Вскрытье что-нибудь всегда покажет.
Легкость бытия неизлечима…
Что там интересно за пейзажи?
Ты езжай (машину не разбила?)
Передай письмо…Не будь с ним хмурой.
Веришь, я ведь так и не забыла,
Жаль прощать не научилась…Дура!
Счастье, есть не следствие, - причина.
В чём оно, я так и не узнала.
Только, верь мне, точно не в мужчинах,
Не в объёмах нала и безнала…
Дольше жизни - жизни не продлиться…
Центр вселенной - дом на косогоре…
Жить, конечно, веселей в столице.
Умирать пожалуй, что у моря.
EXITUS VITALIS
Так бывает: ищем, не находим.
Десять. Двадцать. Тридцать. Тридцать Три.
Среди прочих тёплых, щедрых родин
Выбрал ты иную…
Третий Рим
В гамаке уставших параллелей
Пьёт давно просроченный Арбат…
Я тобой не так уже болею
И к весне поправлюсь, говорят.
Заново учусь ходить Тверскою.
На ладонях Бога - город-шов…
Мне другой роднее станет вскоре.
"Все проходит…" Даже ты прошёл.
Есть в любых финалах злая радость -
В ноль, в истоки, в мой палеолит.
Жить с нуля, но только жить - не падать.
Это сердце местом для коррид
Вновь не станет, как Амур ни целься,
Не возьмут ни стрелы, ни таран.
Снова в норме мой мятежный цельсий.
Всё прошло.
Всё кончено.
Ура!!!
ЗАБЫТЬ БЫ, СТАРИК ГИППОКРАТ, ВАШУ КЛЯТВУ
Забыть бы, старик Гиппократ, вашу клятву.
Не каждый, кто ранен, быть должен излечен.
Распятым быть долгом, иль просто распятым…
Освенцима печи, Майданека печи.
А правда бывает и затхлой, и мшистой.
Лечи человека, пусть даже фашиста.
Ты только вчера этих псов ненавидел,
В руках треугольники скорби сжимая.
Ругался по-русски, а плакал на идиш.
И мама приснилась, как будто живая…
Стрелял ей в затылок, не этот ли Генрих?
Одёрнул себя: «Тихо, док. Без истерик.»
Пошли бы вы на …. Цельс, Гален и Везалий.
Кто сделал из вас столько тыщ ампутаций
В багровом от крови и смерти спортзале?
А руки и ноги всё снятся и снятся…
Есть первая группа и резус, что надо.
Лечи человека, пусть даже и гада.
Всё дитрихи, клаусы, фридрихи, фрицы
Лежат и в палатах, лежат и в проходах.
Выживших пленных отпустят. Их лица…
Вы видели лица в надежде восхода?
Расстрельная яма, в ней слоник пушистый…
Немецкие мамы ждут пленных фашистов.
И в вену из вены он редкою группой
Делился с врагами. Зачем не ответил.
Тут дело не в клятве. Достаточно трупов…
И ветер Дахау. И Треблинки ветер…
Брели из России, вдоль мазанок вдовьих
Не немцы, фашисты с еврейскою кровью.
А Бог хохотал, от людей сатанея,
Так стали фашисты – немного евреи.
****
Льёшь в себя малахитовость сосен,
Беглых волн свежевыжатый стон
Пьёшь и делишь столицу на восемь,
Ну, а лучше, пожалуй, на сто.
Веришь в лето, смываешь стигматы
Мегаполиса дымных атак.
И все реже ругаешься матом,
И все пристальней любишь собак.
Говоришь, заклинаешь, камлаешь,
Дух спасаешь материей рифм.
Споришь с демоном, словно Тамара,
Пенелопою просишься в миф.
И Медея – сестра по безумью,
Нина Ч. по утрате сестра.
Не закладывай душу за зуммер,
Не ходи, не ходи во вчера.
Не учили ни в смольных, ни мамы
Сопромату наземных страстей.
Умирают Офелии в дамах,
Не дождавшись от Бога вестей.
Этот космос тебе не обещан.
Лишь перина усталых полей…
Амазонка из племени Женщин,
Нелюбимых На Этой Земле…
ПОЭТ
Дар напрасный бьёт горлом, бормочет,
Рифмой жжет пятистопно, в оттяг,
Лижет кожу осколками строчек.
Что ты делаешь в жизни, дитя,
Тех нелепых небесных сословий,
С бледной музой своей во главе,
Что от Слова, как звери от крови,
Вырастают из собственных вен.
Нарушая покой стратосферы,
Беспокоя дыханьем снега
восьмитысячников…
Ни карьеры,
Ни судьбы, ни детей, ни фига.
И не любит. Тот кто-то не любит,
Хоть убейся, хоть будешь убит.
Привыкай. В популяции «Люди»
Ты есть самый пропащий подвид.
Чем ты бредишь? Бэушные рифмы,
Уцененных метафор слюда.
Ты охрипнешь и только, а Рим и
Не проснется уже никогда.
Что на завтрак – несвежие думы,
Да невкусный портвейн на помин
твоих песен.
Ты, кажется, умер.
Просто выпорхнул из палестин.
Самиздался на небо. Растаял
В безмятежности прочих пенат…
Книга Судеб – в ней шрифт нечитаем,
И никто в этом не виноват.
****
Увы, увы, мне не грозят
Ни лавры стерв, ни прелесть дуры.
Мои форпосты отразят
Стада кочующих амуров.
Не выйду вдруг из берегов
Навстречу фрейдову томленью.
Навыходилась: тренье "об",
Увы, увы, всего лишь тренье.
Поэт не наваяет мне
Шедевр свой искренний, но спорный.
Чего ж ваять? Любви ведь не…
Увы, увы, не все покорны.
И возведя за слоем слой
В душе от горя и от страсти,
Вдруг осознаю, что покой,
Увы, увы, лишь призрак счастья…
НЕ ЛЮБИТЕ, ДЕВУШКИ, ПОЭТОВ!
Не любите, девушки, ушами!
Не любите: для здоровья вредно.
Проедят в душе вам плешь стишами,
Как кору вредитель короедный.
Не любите, девушки, поэтов.
Ведь поэт - источник всяких бедствий.
В нем вопросов больше, чем ответов.
Послесловий - больше последействий.
Задолбает поисками смысла,
Будет часто изменять вам с Музой.
Взгляд безумный: всюду ищет мысли,
И при этом будет жрать от пуза.
И при этом будет так кошмарить,
Депрессивить (все они такие)!
А в дому ни крошки не нашарить:
"Труд за деньги?! Пошлости какие!"
Станете вы сохнуть в одночасье,
А поэту этого и надо:
Он поэт нуждается в несчастьях
И страданьях…Не изменишь гада.
Будет шляться в кущах он Парнасьих,
Долбаный идальго рифм и слова.
Вы же экскременты за Пегасом
Убирать: конь гадит как корова.
Будет он влюбляться перманентно
В виртуальных дев или реальных,
Им строчить канцоны и сонеты
И из тела выходить - астрально.
Типа: надо мол для вдохновенья
Одному побыть, реал мне вреден…
И свои нетленные творенья
Вслух читать застигнутым соседям.
Будет ждать, чтоб гением назвали.
Назовите скорбного рассудком.
Он за это и слона завалит
И быть может вымоет посудку.
Хоть поэт в хозяйстве лишний вроде,
Можно будет хвастаться подружкам:
"Мой лишь с виду ни на что не годен,
А стихи строчит, ну чисто Пушкин".
Правда, разве ж этого хотели,
Чтоб он вас анапестом утрахал?!…
Кабы не влюбилась я в поэта,
Счастливо жила бы с олигархом.
****
Назвалась Пенелопой – тки свое покрывало.
Трудодни украшают быт и нравы цариц.
На липолиз ходила, на Гавайи летала
И кроила иных из-под шторки ресниц.
Ангел справа заснул, только нечисть – ошую.
Он не к бабе ушёл, просто трою штурмует.
Назвалась Пенелопой, а могла бы Калипсо.
Боги к нимфам лояльней, по причине родства.
Трижды в Рим не войти, дважды в Лету не влиться,
Нету счастья с IQ Ковалевской подстать.
Оттого-то супруг и прослыл хитромудрым,
Что внимал и вникал. Нет, не ночью, потру…
Ночь-вакханка, подруга всех телесных субстанций,
Полиглот вздоховзглядов.
Эсперанто ключиц.
Вен арабская завязь уплотняет пространство.
Мало избранных сих среди многих отчизн.
Ты осталась в веках гордой тенью у моря.
Для кого-то судьба,
Для кого-то love-story.
Ничего, Пенелопа.
Укололась? На счастье.
Оступилась? На радость.
Умерла? Ну и зря.
Помнишь, Гера учила: не мужчины нас красят.
Но фантомные боли злым объятьем бодрят…
Он вернулся больным, всё забывшим и старым.
Ты ждала 30 лет. Идеальная пара.
НО ЛЕТА НЕ БУДЕТ
Но лета не будет в моей Ойкумене.
Оно заблудилось в иных междуречьях.
Вливает кому-то в аорту фламенко,
Безумствами солнца все инеи лечит.
И моря не будет. Тонули буруны
В глазах, обречённых ни в ком отразиться.
Так верилось в сказки Рашид-аль-Гаруна.
Что? Путаю имя? Старею…
Позиций
Сдавать не пристало глупцам и героям.
А я в стороне просто солью побуду.
Легко с арбалетом, а если перо им,
Да в руку…
Мой ангел, надеясь на чудо,
Ждёт, вырастут крылья. Усталый хранитель,
Зачем тебе крылья, ведь неба не будет…
Исход добровольный… Не станем бранить их.
Душ чёрные дыры Валгалла залудит.
Ни лета, ни моря, ни неба… Потерю
Мне вынести эту, казалось возможным.
Лишь были б глаза, цвета выжженных прерий.
АКУЛА ВИКА
Акула Вика бороздит просторы
Проливов, океанов и морей,
А у неё трески весёлой норов,
Но долг акул тревожит сердце ей.
Ах, эти санитарские заботы,
Сжирать всех дефективных и больных.
А ей бы легкомысленности шпротов,
Но нет за океан борцов иных.
Упадок недр морских её тревожит.
Все эти буровые, танкера,
Сниженье ценных рыб... Балланс итожа,
Она уснуть не может до утра.
По долгу службы Вика нелюдима.
Повсюду сети, люди, где Гринпис?
Ах, ей бы на Гольфстрим с дельфином Димой.
Ах, ей бы на Гаваи, на стриптиз.
Но нет, увы: дела, работа, дети.
Живородящим отпуск не дают.
Прав был отец, мол, не ходи за Петю,
Такой прокормит разве? И семью
Теперь она содержит и лелеет,
По мере сил спасая от невзгод,
У Африк запасается пигмеем,
Что ж делать, раз неурожайный год?!
Акульей чести кодекс неизбежно
Своим кровинкам хочет передать.
Она умеет быть простой и нежной,
Как женщина, как вид, как рыба-мать.
По-женски, Вику очень понимаю.
Как говорится, нет судьбы иной.
Проблемы те же в человечьей стае,
И та же тешит мысль: залечь на дно…
ЧЕРЕДА РЕИНКАРНАЦИЙ
Земля блаженно отдалась
Игриво-влажному титану.
Был странен плод. Она рвалась
Дать жизнь. Инстинкт. Ах, дамы, дамы!
Плод вызрел… В заревах иных,
В агониях реинкарнаций,
Мне нож бессмертия под дых
Вживили чёрные паяцы.
Брёл долго, шляясь средь эпох,
Сначала камнем, позже хлебом.
Телами искушая блох,
Гордыней искушая небо.
Так был я всем: огнём страстей,
И стоном, негой и лавиной,
Женой и мужем всех мастей,
Надеждой и вселенским сплином.
Несметно тризн пройдя, опять
Стремился к стиксовым долинам,
Но был бессмертием распят
И закрывал глаза любимым.
Кровил душой и кожей мяк,
Не вынырнуть из жизней спуда…
И тот несчастный тоже я,
С библейским именем Иуда.
ВЕЧНАЯ ПЕСЕНКА
Мы из разных с тобой аллегорий
И в терновниках разных поём.
Кто-то свыше опять объегорил
Непутёвое Дао моё.
Кто-то свыше, надменный, как Яхве,
И суровый, как тысяча шив.
Ах, мой сир! Жухлой зеленью пахнут
Запоздалые лавры души.
Милый сир, сарацины всё те же.
В наши вены стучится их гул.
Если вдруг тебя выберет нежить,
Я ведь тоже дышать не смогу…
Мир стоит на отмоленном праве
Всех изольд, пенелоп, дездемон…
Так же искренне свежие главы
Пишут бабоньки новых времён.
****
Утекают бабы из России
Между пальцев пьяных мужиков.
Этих женщин мозгом не осилить,
Да и нижней чакрой - нелегко.
Без душевно-нравственных терзаний,
Девы пышных и не очень форм,
Чают побыстрее разбазарить
В игах закаленный генофонд.
Врассыпную рашен амазонки
По иным пенатам разбрелись…
Те же дырки на чужих кальсонах.
Где нас нет, какая ж это жизнь?
А кому, простите, пушкин оный
Посвятит исторгнутый сонет?
Заграница, кстати, тоже зона,
Только аномальней нашей - нет.
Нету сумасшедшей, нет и краше.
Только вот беда – не тот мужик.
Оттого-то лены и наташи
Выбирают витязей чужих…
Где нас нет, житуха процветает.
Где мы есть, все чахнет на корню.
Я другой такой страны не знаю
И люблю убогую. Люблю...
БАЛЬЗАКОВСКИЙ ВОЗРАСТ
Подушка мокрая: во сне
Я всё ещё пускаю слюни.
Мои сбежавшие июни,
Зачем, зачем вы снитесь мне?
Пришла пора (хна в помощь нам)
Свои закрашивать седины,
Учиться жить степенно, длинно,
Глотать тоску по вечерам.
И акынически стареть,
И благосклонно улыбаться,
Забыть про пыл и лихость наций,
Меня возделавших гореть.
На юных мальчиков смотреть
Уже почти по-матерински
И в душу пропускать по списку,
И целлюлитно вширь добреть.
Пришла пора бросать блажить,
Но не последую заветам…
Успеть бы сделаться Поэтом
ДоВерить, доЛюбить, доЖить!
****
На Арбате плачет ангел, вспоминает Окуджаву.
Ржавым солнцем греет крылья, пьет неонов купорос.
Мне не то, чтоб птичку жалко, но обидно за державу,
Но взрываются баркасы, и чернеет лик от слёз.
На дворе стоит эпоха гона, гнили и гламура,
Времена не выбирают, выбирают курс валют.
Отпустите чувства оптом, я – хроническая дура,
В Красной Книге мИРАзданья мне параграф отведут.
Отведут и расстреляют из пейнтбола за бараком.
Целься! Пли по Анахате! Цвет: даешь аквамарин…
Некролог: детсад и школа, пара Вузов, пара браков,
Пара весен сумасшедших и один столетний сплин.
Нет, случиться все иначе, проживя ещё лет тридцать,
Вставлю зубы, мемуары и т.д.: кефир, клистир…
На другом витке спирали всё не с нами повторится
На Арбате плачет ангел…
Птичку жалко, а не мир.
ВЗГЛЯД ИЗ ОКНА РОДДОМА
Стволы распластаны в латинском алфавите.
Палитра в октябре кичится серым.
Заходит доктор: Все еще кровите?
А в небе туч сезонные маневры.
Свернулся мир до истин на асфальте,
Где орфография отцов сбоит порою,
Там белый крик: За дочь спасибо, Катя!!!!!
Восторг зелёный: Сыыын!!!!! Спасибо, Оля!!!
Здесь в послеродовом все те же катаклизмы.
Гадают мамы, чей там плачет в детской.
Мой голосит, явив свою харизму.
И две уходят завтра. Без младенцев…
Но в том же ритме кружатся планеты.
Осталось шарику быть может сотня весен.
Что будет завтра. Стоит ли об этом…
Сопит во сне мой мир такой курносый.
На заднем плане скрылись все гордыни.
Хранитель мой цитирует Исайю…
И те, кто был, вдруг проступают дымкой,
В улыбке малышовой воскресая.
Здесь будущее встретилось с прошедшим.
И в облаках сидит, конечно, Мастер…
Пусть правит быт, а мир пока дешевле
И капли молока.
И это счастье.
****
Когда последний стих, прорвав блокаду десен,
Отправится ласкать каменья и снега,
В венке из спелых рифм, я молча прыгну в осень.
Нет, вся я не умру, а так, слегка, слегка…
Перемахну шутя, былые стометровки.
Чуть медленней, больней, весь марафон про нас.
И русским языком скажу Харону: Трогай.
И скажет мне Харон: Иди ты на Парнас.
Что ж, значит, на Парнас. С котомкой от потомков.
Там чье-то сердце, в нем - сплошной холестерин,
Аортою бренча, расскажет мне о том, как
Один взгрустнувший Некто созвездья мастерил.
Споет про день, когда мы встретимся за гранью,
Что сердце все вместит, и ложно слово: «нет».
Что, вопреки поэтам, любовь не умирает,
А лишь меняет форму и возраст. И предмет.
Пускай меня никто не причислял к Парнасу,
Но так, пожалуй, лучше, никто не отлучит.
И автор «Энеиды» мне скажет: Ирка, здравствуй!
Хотя, скорее, мимо, воздевши нос, умчит.
Парнас он веселей, чем прерии Аида,
Амброзия – рекой, нектарится кальян.
Но перенаселен…
Подамся в нереиды,
Так часто снились моря синие края.
МЕЧТА ДОМОХОЗЯЙКИ
Мне бы страсти африканской,
Пусть бы разлюли-малина,
Чтоб отчаянно икалось
Всем, кто были мной любимы.
Мне бы выучить немецкий,
Хоть в пределах порнофильмов.
У гетер из древних греций
Поучиться.
И Севильи
Вдохновиться сном нежнейшим,
Я в душе слегка испанка.
И, пожалуй, в чем-то гейша.
Впрочем, гейша как из панка
Уго Чавес.
Чёрт с ним с Уго.
Погрузиться б в Кама-Сутру,
Стать и гибкой и упругой,
И не мыть в ночи посуду.
Не стирать и не готовить,
А заняться кундалини.
Стать практически оторвой
И фактически далилой.
Воплотить все позы тантры
И сломать при том лодыжку.
Нагишом кататься в Татрах,
Целоваться до одышки.
Вобщем, дел не счесть, конечно.
Помечтать о чём найдется.
А на небе Марс в Венере,
И ему, видать, неймётся.
****
Не зарекаются любя…
Что ж зарекаться, если свыше
Для нас контенты кто-то пишет
От радости до сентября.
Несовпаденье наших душ
Во времени и параллелях...
Всё те же "Темные аллеи",
И неба плачущего душ.
Но нет мерил средь мириад,
И по спирали тот же траверс.
Господь устал от наших каверз
И помолился невпопад…
МОСКВА-ПАРИЖ-БЕРЛИН…
Кто живёт без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей.
Н.А. Некрасов.
"Тут нечего объяснять…Мой язык, мой народ,
моя безумная страна…Представь себе,
я люблю даже милиционеров."
Сергей Довлатов "Заповедник"
Москва.
Электричка в Крутое.
Мат, пиво, ругань, грязь и пот…
Прости мне, Господи! Порою
Я ненавижу свой народ.
Париж.
Версаль. Клошары. Запах.
Очарованье пустоты…
Володя б Маяковский запил,
Когда б сбылись его мечты.
Голландия.
Тюльпанов дамбы.
Сыры. Канабис. Мельниц рой.
Как всё безумно амстердамно.
Весёлый город, но не мой.
Берлин.
Стерильностью струится.
Виденье, Сказка! Не покинь!
И люди с гётевскими лицами…
Но тут сработало: "Хатынь"…
Русь…От души не отскрести.
Спешу к твоим крестам и свинству.
Отчизна, здравствуй и прости!
Кладу багаж. Иду за "Клинским".