Больно, так запредельно больно,
Что нет ничего этой боли кроме,
Не тонет она в виски, водке, роме,
Она не горит и вообще не тонет.
Она прошла сквозь медные трубы,
И даже там нигде не застряла,
Я так старался быть с нею грубым,
А ей все мало, а ей все мало...
Она мне ночью ломает пальцы,
И курит, курит по целой пачке,
Леонкавалловские паяцы
Смеются в каждой ее заначке.
И что там было у них разбито?
О чем их скрежет, простите, хохот,
Наверное, это было корыто
Из черно-белого фильма Хичкока.
Ну что она хочет? Зачем ей нужен?
Я не хочу быть в ее мелодраме,
Ведь я не брит и не отутюжен.
Зачем она соль рассыпает горстями?
Сидит со мной, тяжело вздыхает,
И просит чаю десятую чашку,
Я говорю ей - Ну что? Лехаим?
И будем жить, ну хотя б не часто.
Ну это ж, милая, невозможно,
Так умирать ...так тягуче-долго,
Это как впрыскивать яд подкожно,
Кривой заржавленною иголкой...
Луна висит переспелой дыней,
И ветер сухо колотит в бубен...
И если боль меня вдруг покинет,
То больше уже ничего не будет.