вороны жиреют там, где больше нечего есть.
в проломе ржавеет танк, огромен. пустых небес
ни выплакать, ни обнять, чужими стали слова
и люди. вдали, в огнях – Восстания, и едва
виднеется, съеден – шпиль, четвёртый из тех семи,
где память о прошлом спит. воронки пехотных мин
как оспины на лице осунувшейся Москвы.
столица взята в прицел, и запах сырой листвы
замешан на пустоте, на трупном яде и лжи
незваных пока гостей. стекло на ветру дрожит,
залепленное крестом, согласно дрожит свеча,
исписан пером листок, вороны опять кричат
над кронами тополей. обойма, клинок и спирт,
паёк почти на нуле. здесь пол под ногой скрипит,
и тянет из-под дверей. что делать, решу с утра.
тринадцатый. в октябре не хочется умирать.
09-12-10