После долгого сна, потянувшись от скуки,
У окна своей спальни уселся на стул.
И решил – повелю, рисовать бытие, чтобы внуки
Живым помнили деда, пришедши к холсту.
Слуг позвал, и покликать сказал - богомазов,
Живописцев и прочий ремесленный люд.
Те явились на зов, подневольные, сразу
У порога сняв шапки, с почтением ждут.
Вышел он. Тишина над толпою стоит,
От попойки обрюзгший, и тучный, как боров.
Молвит думу, и, черня, боясь обронить,
Повторяет друг другу, то царское слово.
Эй вы, смерды. Кто сможет живого коня
Масти белой, злат сбруя, и скачет он рысью.
Воссоздать на картине, в седле, чтоб меня
С саблей длинной, иначе не мыслю.
Чтоб картина была в пятьдесят саженей
На длину, и сажени на три высотою.
Чтобы выглядел я, полководцем на ней,
Тому земли отдам за оградной чертою.
Богомазы склонились к простым живописцам,
Из толпы вышло трое, судьбу попытать.
Нарисуем наш Отче, коня резвей мыслей,
Полководцем тебя и могучую рать.
Молвил им повелитель – Добро, начинайте.
И плебеи заказ принялись исполнять.
Господин навещал, угрожал – Поспешайте,
А не то вас в Сибирь, прикажу отослать.
Живописец закончил, и два богомаза
Уложились все в срок, в тот, что царь им задал.
Силой думы владыка – был свержен, повязан,
В подземелье своём, долго жить приказал.
А картина стояла, без дела пылилась,
И решили те слуги красавицу сжечь.
Упаси Бог попасться да власти, в немилость,
Царя нового гнев, за неё не навлечь.
И ушли богомазы, а тот живописец
Под шум крика вельми, власти преданных слуг
Торопливо забрав – краски, кисти на ситец
Осеняя крестом, свой лукавый испуг.
От картины остался лишь дым, ну а пепел,
Ветерок налетевший поднял в небеса.
И сбылась та мечта, но теперь её нет уж.
Жалко труд кропотливый, да метры холста.
Богомазы и третий – как сгинули вроде,
Иль обитель нашли в потаённых местах.
Но живёт до сих пор, то желанье в народе,
Да бесхозные земли покрыли леса.
1980г.