Век двадцатый, израненный в битвах, сгорел и пропал,
Двадцать первый скрипит, я его ненароком застал…
Так угодно Судьбе, что стихов моих путь недалёк,
Их тираж – это то, что смог выдержать мой кошелёк,
Их не очень-то много, они уместятся в горсти…
Не пытайтесь, со мною в Историю вам не войти.
Я негромкий поэт – для немногих друзей и родных.
Но, когда я уйду за пределы пределов земных,
Всё ж останется стайка душою подсказанных строк,
Не скажу, что уж очень корявых, – старался, как мог.
И, быть может, когда-то какой-то потомок, Бог весть,
Сможет где-то случайно негромкую книжку прочесть,
И душе моей вечной в каком-нибудь царстве теней –
Бесприютной душе станет легче чуть-чуть и теплей.