1
Шаркали волны о берег – и в море!
Кланялся ветер – ведь тоже был рад.
Черный листочек на белом заборе
Преобразился в скандальный квадрат.
Муза уже не из пены – из платья
Белого – Черного в шумный муар,
Переметнулся из вздохов к объятьям
Нотных рядов сумасшедший загар.
И все смеялось, и выло, и пело –
Жаль, слишком краток у века разбег!
Много могло быть, но мало успело.
За Ахероном, за Стиксом мой век.
2
Минутка за минуткой. Шаг за шагом.
О, времени коварный хамельон!
В другое русло вылилась отвага.
Начало века стало вмиг концом.
Любимый цвет уже – стальной оттенок,
Сменился вальс чарующий на марш,
Пятном багровым – живопись у стенок,
А вместо храма высится муляж.
Просторный и простой, всего там вдоволь,
Особенно изысканных речей.
Как встарь Ермак, на север едут вдовы.
Век, время фанатичных скоростей.
Волна на Запад и волна на Север –
Что рядом с этим нам Девятый вал?
И не объять умом, и не измерить –
Не зря ведь классик нас предупреждал.
И, несмотря на это – жили, живы.
Стихи писали и влюблялись в ночь.
Но иногда вскрывались сами жилы,
Не в силах это время превозмочь.
Река течет, и в ней расплавлен сумрак,
И карие германские глаза,
И узенький Носковский переулок…
Рокочет время. Вновь идет гроза.
3
Гроза! Гроза! Опять Россия плацем.
Да что это? За что? Из века в век!
Француз, литовец здесь клинками бряцал,
Ломал копье монгол, лед рушил швед.
За строем строй. Мышиными рядами.
Жестокости в глазах апофеоз.
Политика, творимая усами.
Быть иль не быть? Уже не тот вопрос.
Я думаю, что значит слово «люди».
Там не-люди? Иль слишком люди здесь?
Но не бывает драмы без прелюдий.
Прелюдия для человека – честь,
И в обществе, отравленном идеей,
И в коммуналках, где соседи врозь,
Объединившись – выжили, сумели,
Прошли сквозь грохот аресовских гроз.
И пусть пошлет господь наш всепрощенье,
И им, и нам за тот нелегкий путь.
Мой дед убит в день моего рожденья!
Не забывайте павших помянуть.
4
Мой дед убит в день моего рожденья.
Но нас разъединяет тридцать лет.
Всего-то тридцать. Но за это время
Стал белым черный, черным – белый цвет.
Страна вставала из таких развалин!
И только высился нетронутым муляж,
И тех же лошадей, и в те же сани…
Крест на крест чёркал жизни карандаш.
Крест на крест – судьбы, жизни, книги, страны,
Железный век железных серых стен.
Но есть у всех земной предел. Хозяин,
Спасибо, что на Вечность не посмел…
Вот десять лет из тех, что между нами.
Пришла пора решительных речей.
Так много оговорок меж строками,
Но, слава Богу, меньше лагерей.
И пусть ни перед кем не извинились,
Стал личным вновь шекспировский вопрос.
Весна. И в гнезда птицы возвратились.
Душа полна надежд и чистых грез.
Чуть приоткрылся занавес железный,
И фестиваль, что был в 57-ом,
Развеял миф, но подготовил бездну
Для будущих «устойчивых» времен.
Как? Сами не заметили, уснули,
А в мире эхом взмахи башмака,
А то, что быть могло, перечеркнули
Единым мановеньем кулака.
Вот двадцать лет из тех, что между нами,
А дальше… Дальше – только сладкий сон.
Я родилась во сне. Спасибо маме.
Она вела меня сквозь этот сон.
5
Конец 80-ых. Пробужденье.
Весь век спрессован в несколько минут.
Впервые Хармс, Замятин, Бродский… Ленин.
«Конь вороной» через «крутой маршрут».
Впервые причащается эпоха.
Впервые пушки льют в колокола.
И гул в стране от слишком частых вздохов,
Не всем по нраву поздняя весна.
И вот конец пути. Есть, что прославить.
Есть, в чем покаяться. Веди, Господь.
Все, как всегда, как будто только память
На этот раз нам больше не вернет.
Такой вот век. Век безымянных башен
И слишком именитых скоростей.
Не от того ли день спешил вчерашний,
Что сам себя боялся стать черней?
Прославить что? Его стремленье к счастью?
А все века, что ж, не к нему текли?
Но оказалось больше средств и власти
У наших дней. Прости, Господь,
Прости.