Так часто бывает. В минуту триумфа,
как лев, одолев и врагов, и преграды,
я вдруг становлюсь бесконечно несчастным
и думаю горько под крики «ура»,
что лучше бы нынче я в доме у дамы
(прекрасной, естественно) пел серенады.
А дальше – объятия, вздохи, лобзанья,
одежд опадание еt cetеra.
Но часто бывает и так, что в разгаре
свидания, руку снимая с колена
красавицы, я воспаряю душою
от радостей плоти в иные края.
И думаю: ах, в это время я мог бы
раскрашивать Божий набросок Вселенной
и гроздьями самые вкусные ноты
и рифмы таскать из костра бытия.
Но вскоре измученный музами разум
обратно зовёт меня в гущу событий –
туда, где гуляют прекрасные дамы
и запах победы витает хмельной.
Я спутник без рации. Я существую,
кружа по ирра-циональной орбите,
устроенной так, что в любой её точке
я к жизни повёрнут не той стороной.
И есть подозрение, что по задумке
Создателя, во временах параллельных
и разных я должен был одновременно
жить множество жизней, как будто одну.
Иначе откуда бы знал я про вечность?
О чём тосковал бы в скитаньях бесцельных?
Куда бы на крыльях летал сновидений,
в какую реальность, в какую страну?
Я верю: тот замысел был безупречен.
Я знаю, что розу и солнце в зените,
и жемчуг морской Бог придумал на небе
и там же, на небе, да, именно там
в расчёты фатальная вкралась ошибка,
и жизней моих параллельные нити
смешались в клубок, в лабиринт, и похоже,
что время – Тезей в нём. А я – Минотавр.
P.S. Утреннее солнце играло на бронзовом мече.
На нем уже не осталось крови.
— Поверишь ли, Ариадна? — сказал Тезей. —
Минотавр почти не сопротивлялся.
Х. Л. Б.