Внеклассное чтение. Дина Рубина На солнечной сторо

Ирина Горбачева Маркарьянц
- Мам, что читаешь? – спросила меня дочь.
-  «На солнечной стороне улицы»  Дины Рубин.
- А кто это?
- Писатель, детство провела в Ташкенте, а теперь живёт в Израиле. Ты знаешь, интересно пишет и в романе много схожего с моими детскими воспоминаниями…
- Интересно, что может быть общего? Её детство Ташкент, твоё – Ростов-на-Дону?
А что она ещё написала?
- Много чего. Я её книги только недавно скачала. А о ней я узнала на канале «Культура».
- Понятно, - скучно ответила дочь, - а фильмы по её книгам есть?
- Да и много. «На  Верхней Масловке»…
- Не знаю…
- «Любка»…
- Да ты что?! Эта та Любка?!
Убедившись, что именно это та «Любка», дочь, к моей радости,  загорелась идеей приобрести эту книгу, а я успокоилась немного от того, что не всё в кинематографе потеряно, раз после просмотра, молодёжь желает почитать  первоисточник.

          «На солнечной стороне улицы». Почему выбирая книгу Дины Рубин для первого прочтения, я остановилась именно на этой?  Наверное, интуитивно  почувствовала, что надо пройтись именно  по этой «солнечной стороне», хотя в жизненных описаниях героев, мало чего есть солнечного скорее, наоборот.  Как ни говори и не рассуждай, но чтобы понравился автор, у читателя должна быть с ним взаимосвязь при прочтении произведения. В этой книге её столько!
           Автор, словно, ведёт тебя за руку по закоулкам своей памяти, не догадываясь даже о том, как близко и знакомо это читателю, выросшему также на «солнечной стороне», но в другом городе, республике…  Не последовательное построение романа, немного раздражает, но только до тех пор, пока не вживёшься в картинку бытия героев. До первого эпизода, который связывает тебя, как читателя,  общей памятью  твоего детства и жизнью героев романа.
          Непроизвольно заменяя чинары на раскидистые каштаны и пахучие акации, моя  память перенесла меня  в такой же сверкающий чистотой и порядком южный дворик, где из бывших господских конюшен на «чёрном дворе» были сделаны комнаты для проживания. Одно стойло – одна квартирка. Два на четыре метра, с встроенной печкой на два кружочка, прямо в стойле, то бишь, в комнате.
          Быстрые перемещения автора, можно сказать в разные эпохи, начинаешь понимать, так как видишь схожесть событий, происходящих в описаниях автора о детстве, со своими воспоминаниями, осознаешь, что сейчас, когда «пенсия не за горами», и ты чаще и чаще сравниваешь, свою теперешнюю жизнь:
- А вот в наше время…
           Да, наше время тоже было не совсем «солнечным». Для наших родителей, можно сказать, совсем не «солнечным». Но почему так притягивает к себе  этот текст? Текст с описанием  серости, пьянства, воровства. Солнечностью душ? Конечно.  Это только маленькой героине могло показаться, что она заставила, на её взгляд, обеспеченную девочку силой своей мысли отдать ей красивый бант и сумочку. Но мы - то знаем, что героиня  сама отдала дорогие ей подарки, потому что увидела свет души героини. Тот свет, по которому они узнают друг друга через много лет. Сколько героев  бедных и несчастных, но с  горящим светом добра и веры внутри прошло через повествование. А сколько таких людей вы встречали в своей жизни, в то время, когда любая новость шепталась  «на ушко»…

Описание послевоенной жизни Ташкента непроизвольно перемешиваются с рассказами моих бабушек, родителей об их невзгодах, голоде, годах оккупации. Безногие инвалиды на  улице на своих тележках, отталкивающиеся от земли деревянными молотками…
             А продавщица газированной воды Циля!  Это же наша тётя Катя на такой же тележке продававшая воду напротив пивнушки, около кинотеатра «Спартак», где и собирались  почти все нахичеванские инвалиды!  Это возле её тележки постоянно лежали глыбы тающего на палящем солнце льда. Это она, знающая и уважающая мою бабушку, постоянно поила меня газированной водой, лишь бы я не таскала кусочки битого льда.  Ну, да! Я и воду пила и лёд собирала. Один кусочек за щёку, другой Радьке за шиворот! Только наша тётя Катя всегда была в накрахмаленном чепце, стоящем на голове, как корона, в белоснежном фартуке и всегда с ярким красным маникюром. Два с сиропом, один без, и тётя Катя, брала тут же лежащее маленькое зеркальце и подкрашивала себе губы такой же яркой красной помадой, как и её маникюр. Мы, в сторонке с ребятнёй смеясь, считали:
- Смотри, два с сиропом, один без … и губная помада, -  смеясь, разбегались мы.

         И вот уже не понимаешь, автор описывает свои переживания, или она каким-то  тонким чутьём угадала твои, или подслушала рассказы твоих родных или же, каким-то образом оказалавшись в твоём мозгу, срисовала картину переезда мальчика скрипача
 Ну не может быть таких совпадений! Это не реально! Это мистика?

«- Знаете дети, что сегодня произошло? Сегодня человек полетел в космос!
Семён, ты выронил выигранные все у меня ашички и застыл по стойке смирно……
и в эти же минуты как раз переезжали Либерманы, из сорок третьей. Они переезжали, а внук их Сашка, в знак протеста, вышел на балкон и пилил на скрипке, которую до этого брал в руки только со скандалом…».

Нас дворовых детей собрал татарин дядя Андрей, отец Радьки, и торжественно объявил:
- Знаете дети, что сегодня произошло? Сегодня человек полетел в космос! После ужина собираемся все на нашей дворовой площадке и наблюдаем полёт ракеты. На полном серьёзе все жители двора тёмным южным вечером, обмазались пахучей жидкостью от комаров и  расположились на стульях, скамейках, табуретках, и кто через очки, кто через театральные бинокли старались увидеть летящую ракету с человеком внутри.
- Нет, ничего не видно, - кто-то сказал разочарованно. Но тут все услышали крик моего молодого тогда ещё дяди Паши:
- Вон, смотрите, летит! Летит! Ура! – и все мы, детвора босоногая, в одно горло заорали, распугивая всех донских комаров: - Ура! Летит!
А знаете, стыдно, но я долгое время верила в то, что  мы тогда видели ракету с Гагариным!
       
А нашим  «Либерманом»  был Юрка Каструбин, внук прекрасного педагога  директора музыкальной школы Н.Л.Каструбина.  Мы все стояли стеной между ним и его многочисленной роднёй, объявив забастовку, и   не отпускали в новый район своего товарища. Юрка поиграл нам на прощание на своей скрипке, правда, со слезами на глазах,напугав бабушку обещанием не притрагиваться  к инструменту на новой квартире. А мы ему дарили на память какие-то для нас дорогие и памятные  вещички…

Вот так, читая увлекаясь перипетиями жизненных ситуаций героев романа, постоянно останавливаешься, но не отвлекаешься, а вплетаешь своё ощущение детства, свои воспоминания в описанные автором ситуации.  И это  приближает тебя настолько близко  к авторскому восприятию событий, что кажется, что вы росли с ней рядом, на соседних улицах.  С ней? С её героями? А не всё ли равно?  Главное - ты увлечена сюжетом и вот теперь он кажется не таким запутанным и ты вместе с Диной Рубин,  читаешь очередной отрывок романа, словно взяв следующую папку с описаниями своих воспоминаний,  погружаешься то в шестидесятые, то в семидесятые-восьмидесятые.

«Когда мною овладевала охота к поездке в трамвае, я начинала канючить: - Бабуль поехали на Воскресенский….»  «Бабуль, поехали на Нахичеванский…» - читается мне.
Одну остановку до базара бабушка ездила ради меня. Наш старый Нахичеванский базар… Это ещё одна ностальгическая остановка при чтении. Чего стоит описание разделывания курицы, хотя мои воспоминания продлевают этот рисунок  запахом варёных  куриных потрошков, которые  бабушка выторговывала у продавца, обязательно с «недоделанными яичками такими пастообразными на вкус».  Да, у наших детей таких воспоминаний не будет.  Яйца-то они едят, в прямом смысле этого слова недоделанные, от которых и отравиться можно…. Прости меня, Господи!

Впечатления о Ташкентском землятресениии…  Помню,  как все взрослые переживали, плакали перед телевизором,  как летом в наш знаменитый тогда и чудный лагерь «им. З. Космодемьянской» в Геленджике привезли группу ташкентских детей. Наше воображение десятилетних  рисовало бедных, замученных, вытащенных с развалин чумазых почему-то детей. Ан ничего! Приехали нормальные загорелые детишки!

Окунулась дальше в чтение… «Ашички», это по нашему кайданы, богатство в мешочке, которое берегли пуще «самодельных самокатов на подшипниках».

Передвигаясь по страницам далее, шагая вместе с героями романа по быстрым переменам  жизни нашего общества без «лакировки действительности», отложив все детские ностальгические воспоминания, уже в том прошлом веке, соглашаешься с автором:

«И нет мне дела до хронологии этого повествования, ибо не существует хронологии в том океане, куда навеки погружаются города…».

И остаёшься с уверенностью, что «из дома надо выходить с запасом тепла». Выхожу из впечатлений от книги с теплом, но  всё ещё мысленно иду по солнечной, безлюдной стороне улицы, мимо карагачей, платанов и мимо своих тополей, каштанов и акаций и мне так же тепло, как и  автору этого замечательного повествования.

« Я уже ничего не выдумываю, ничего не пытаюсь понять, просто закрываю глаза и погружаюсь на дно потока…. И неужели меня не станет, когда я доплыву?»

Будем верить, что это плаванье долгое…