Притча
Однажды в джунглях встретились слон, тигр и обезьяна. То да се, слово за слово и расспорились до обидных выражений, кто из них главней, кто должен царствовать над всем зверьем, а кто смиренно подчиняться. Слон без сомнения трудолюбив, надежен и велик, какими мерками его не меряй. Тигр смел и грациозен, а на ощупь мягок. Обезьяна – эмоциональна, артистична и общительна, с ней можно чувствовать себя естественно, непринужденно как перед зеркалом с самим собой. Наверно, спор бы кончился ничем, не предложи свои услуги в качестве судьи веселый муравьишка. “Только уговор, - сказал он, - проигравшему не обижаться.” И взяв вперед с них в виде сладостей награду за свой труд, он произнес свой приговор: “Вы спорите от сытости, а самый главный в джунглях - голод”
Мешок
Шел я как-то по лесу, смотрю стоит мешок. Вы думаете, что я его открыл и заглянул в него из любопытства? Как бы не так. Я вытащил из рюкзака топор и нарубил большую пирамиду сучьев для костра. Извлек из спички огонек, пустил его плясать трескучий танец для картошки, которая из будущего выглядела испеченной на углях и таяла во рту. Немного сливочного масла, соль, романтика свободной жизни на природе и уединение. Я никогда с собою не скучаю. У меня всегда есть сто идей для размышлений и для действий. Что мне какой-то завлекательный мешок? Пусть в нем хоть доллары, хоть инопланетянин, хоть вкусная трава для коз, не донесенная до дома притомившейся бабулей, их пасущей. Я не любопытен. Я решаю только мировые сверхпроблемы, я ищу лишь смысл жизни, что мне до козы? От инопланетян устал, а в доллары не верю. Тем более, что интуиция мне говорит: “Замри и не смотри, а то спугнешь”.
Я знаю, что в мешке сидит какой-то ёжик, небольшой, а остальное пустота. Мешок тряпичный, мягкий, но не падает. Хотя его ничто не держит. Дырок нет, а ёжик не волнуется, как будто знает выход. Угрозы тоже нет, поэтому я не спешу и о мешке не думаю. Вернее строю версии, лениво привалившись к дереву, подбрасываю сучья и …
Ёжик проявился и одел очки, всевидящие на сто километров. Иголочки позванивают искрами и весь он строгий как учитель математики. Я молча говорю ему “Привет!” , он хмыкает над моим терпением и ничего не отвечает. “Картошку будешь?”, - подхожу с другого бока. “Буду” – и опять ушел в себя.
Теперь я вижу. Ёжик изобрел какой-то вечный двигатель и совершенствует конструкцию, не отвлекаясь на житейские проблемы. Меня же Бог послал ему для административного содействия и для кормежки.
Отец семейства
Радиоактивные облака – не самое страшное в жизни альпиниста. Ледяное спокойствие, необходимое для встречи с лавиной, помогает блокировать и смертоносное излучение. Настоящие проблемы начинаются с цветения эдельвейсов. Растворение камней, выворачивание гор наизнанку, терпкий вкус теории вероятности – все это внезапно осеняет идущего в сияющий мир на самой границе Сверхсознания.
Отец семейства мирно сидит за самоваром в кругу домочадцев и рассуждает о мировой политике. Зубры в заснеженной чаще трутся о вековые стволы. На военном полигоне медленно всплывает двойной огненный тетраэдр. Скоро планета перейдет в музыкальную фазу своего развития и примитивный суточный ритм распадется на мириады уютных обертонов.
Альбатросы
Над горьким морем в напряженном воздухе вибрировали возможности пронзительного существования. Робкие глаза из ниоткуда открывали белую страницу в жизни Скалистого Берега. Художественное воображение рыб расцвечивало будущее в оптимистические тона, зеленые лабиринты мягко расступались перед упругой настойчивостью их тел, а полуденное солнце сжигало в подсознании темные сгустки прошлого.
Рассекая волны остроумной концепцией, двойной тетраэдр искрился серебристой праной, напоминая соснам об утраченном лунном свете и об утраченном снеге дифференциального исчисления. Бой часов возвестил пассажирам о начале праздничного обеда, но двое остались в каюте. Остались, чтобы затеряться как две птицы в небесной синеве.
Взрыв
Желтая волна, крутясь и пружиня, прыгая и увертываясь, дралась в ночной мастерской с незаконченным чертежом капкана. Розово-лиловые стрелы из ниоткуда мелодично ломались об отработанные технические решения. Голубая вибрация пола стонала от напряжения: “Воздуха, воздуха хочу!”
И вдруг кактус расцвел. Вихрь аромата выбил стекла, разнес вдребезги стены и потолок, вывернул наизнанку прожитое пространство и ослепительная ударная волна подтолкнула трепещущий прозрачный шарик в пьяняще-неведомый мир.
Охота на ангела
Их было много, я один. Синусоида удачи насмехалась над охотниками, дождь оплакивал разбитые надежды, но ангелы не расходились. Наблюдая друг за другом, палец на курке, мы весело смеялись и стреляли холостыми, кто вперед. Мы горько плакали при промахе и наши слезы замерзали, падая со звоном на зеркальную поверхность бытия. Холод был собачий. Мелодичный звон притворных слез и эхо выстрелов сливались в симфонию с дождем и смехом.
Горбатый вырезал фигурку лося. Из коряги. Мы запустили его по орбите вокруг костра. Лось скакал по нашим призрачным ладоням как живой. Потом мы его съели. Не Горбатого, конечно, и не лося, а засохший бутерброд.
Охота на ангела была в разгаре, когда у Восьминогого закончился бензин. Его торпедный катер зачихал и перешел на парусную тягу. Ветерок игриво трепал барашки волн и кудри Восьминогого, наплакавшего море слез, притворных как вы понимаете, а свора гончих азартно гнала лося по болоту, утопая в трясине мелких недоразумений.
Я знаю, кто ангел, но, конечно, не скажу теням из прошлого, себя вообразившим живыми чайками. Лось – не ангел, это вы напрасно. Лось – душа Горбатого, его тотем и бог.
Опохмелившись, Восьминогий снова взревел мотором и пронесся по болоту за Горбатым, утаившим от общественности прогноз погоды на сухое лето, что вызвало излишние затраты на борьбу с дождями. Притворными, конечно, как вы понимаете, поскольку повод для слезы найдется при любом прогнозе.
Лишь бы повезло.
Вращение пропеллера можно заменить. Тягу к небесам имеет поэтический, ораторский талант Ушастика. Вечный студент спокойно объяснит все перепады настроения природы тем, что от простуды поднимается температура и знобит. Мир болен, а лекарство знает только ангел. Сугробы дождевой воды – нормальное явление при путешествии во времени. Нужно потерпеть. Все племя лягушотов поддержало речь Ушастика о неизбежности болотного полета в прошлое к веселым комариным временам.
Если б Восьминогий не нарушил торжественность минуты пения своим торпедным хамством, трансмиграция во времени могла осуществиться в День Памяти. Теперь же нужно ждать, как объяснил Ушастик такого сочетания планет, когда Орел, Рак, Рыба вновь объединятся на зов пространства и грибы поджарятся. Поскольку без закуски Горбатого ни
как не взять. Даже чистый спирт его не валит. Только бледная поганка может выведать секрет. Он падок на блондинок. А бутерброд поделим на се племя, Горбатый нарисует себе еще.
Ушастик написал стихи на годовщину будущей смерти лося:
Хотя рога твои лесисты,
Хотя твои копыта каменисты,
Хотя в глазах озера грусти -
Я рад, что ты издох.
Восьминогий высадился десантом на сушу и с непривычки разбрелся оп деревне глазеть на бабочек и пробовать наливки. На катер возвращались на шестнадцати ногах. Ушастик написал об этом мелодраматический романс:
Ходят строем на обед,
Ходят сроем в туалет,
Ходят строем на свиданье –
Я рыдаю, глядючи на них.
Ушастик как всякий интеллигент борется за права человека, права меньшинств в том числе сексуальных, против любых форм большевизма, в том числе сексуального. Но прощание Восьминогого со своей Восьминогой его растрогало и он на время отступил от плюрализма в сексе.
Впрочем суть истории не в этом. Лягушоты выкопали яму для мамонта, а он ее с разбегу перепрыгнул. Это Восьминогий его надрессировал. Только не подумайте, что я под видом мамонта прозрачно намекаю на Ушастика. Мамонт был сама реальность, только хвост из проводов. Ушастик же с реальностью имеет мало общего, его материя – мечта. Полет фантазии дешевле и надежнее Аэрофлота. Не летайте самолетами, мечтайте, рислушивайтесь к внутреннему голосу, растите уши внутрь себя.
Каждый ищет ангела по-своему. Кто вне себя, а кто внутри. Печально, что никто здесь не ищет Бога. Ну, да ладно. Ангел служит Богу. Значит еще не все потеряно. Охота на ангела – азартная игра духовных авантюристов. Если взять его живьем, то можно будет по его велению и своему хотению творить любые чудеса или заставить заработать вечный двигатель материального прогресса. А для кого же это не соблазн? И кто не хочет сам стать в том или ином виде этим ангелом для всех? Наверно, кроме настоящего ангела - никто.