Сказки 3

         
          ТАЛИСМАН

          ЗАГОВОР

   То ли быль, а то ли сказ,
То ли слышал где не раз,
Но в одном далёком царстве,
Православном государстве
Жил да был с царицей царь.
Правда, это было встарь.
Там искусство процветало
И науки изначала
Не упрятывались в ларь.
Стороны той государь
По Закону царством правил,
Государство, Бога славил,
И народ его любил,
От щедрот боготворил.

   А царица молодая,
За царём забот не зная,
С Божьей воли понесла.
В срок сыночка родила.
У наследника престола,
Не взыщите, право слово,
Берегли не только честь,
А пылинке даже сесть
На мальчишку не давали
Да науками питали.
Рос умелый молодец.

  Как-то раз его отец
В долгом времени иль скоро
Пригласил для разговора.
Не к добру, а злу сиречь
Он повёл такую речь:
«На границах государства
Стало, сын мой, вновь опасно.
Ныне я возглавлю рать,
Чтобы ворога прогнать.
На престол тебе дорога.
Помни – правь во славу Бога.
Свой народ не обижай,
Доброй воли не замай.
Не продайся, как Иуда.
Говорю тебе, покуда
Жив, здоров ещё вполне:
Всяко может на войне…
Ну, не будем про напасти.
Вот, возьми наш символ власти,
Что законность придаёт
Он тому, кто трон займёт.
Талисман сей – дар от Бога.
Не храни его в чертогах.
Будет пусть всегда с тобой:
От беды спасёт любой.
Талисман, как к Богу дверца.
Ты носи его у сердца.
Он на трон благословит.
Тайный замысел в нём скрыт.
И престол займёт лишь оный
Человек богоугодный».
Властный знак подал рукой.
Рать повёл на смертный бой.
С тем расстался с ним, с царицей,
Обняв их у колесницы.

   Вскоре прибыл к ним гонец.
«Канул в Лету царь-отец.
Он на поле брани сгинул.
На кого он нас покинул?!
Ворог наголову бит, -
Им гонец тот говорит, -
А ещё, душа-девица,
Коли ты теперь вдовица,
Поминальный плач царю
Правь, встречая с ним зарю.
Год ведя в прискорбном плаче,
Будешь вольною, тем паче
Сын взойдёт тогда на трон», -
Молвил так и вышел вон.

   С той поры прошло полгода.
Как-то царский воевода
Полк привёл свой на постой
Ко вдовице молодой.
Воевода  - воин бравый,
Раскрасавец величавый,
Верой, правдою служил.
Чин высокий заслужил.
Но характером был властен
И интриг придворных мастер.
С давних пор он возомнил,
Трон, мол, царский заслужил.
Не от малого умишка
Разрастается интрижка.
Согласилась, наконец,
Стать вдовица под венец.
Дифирамбы пел царице
Воевода наш в светлице.
Про любовь свою ей плёл,
А игру другую вёл.
Льстит царице, а народу
Изо лжи другую воду,
Льёт, предав ей смысл  иной.

   Воеводы стременной
Тоже заговор с ним крутит,
Православных баламутит.
«Воевода наш – орёл,
Воеводе быть царём!»
Не прошло ещё и года –
Кличь несётся от народа.

   Сын упрашивает мать
Хоть полгода подождать,
Под венец не торопиться,
Но упряма мать-вдовица.
Подождать не может чуть,
Замуж хочет, просто жуть.
Страсть любви царицу кружит.
Ни о чём она не тужит.
Только просит сына мать
Символ власти ей отдать,
Разрубить чтоб узел разом.
Сын ответствовал отказом.

   Задушевный разговор
Воевода с ним повёл
Ради ложного приличья,
Будто чтя его величье:
«Брось, царевич мой, грустить.
Лучше Бога не гневить.
Не перечь любовной страсти.
Слышал я, что символ власти
От меня ты хочешь скрыть.
Пусть уж…  Так тому и быть!
В новом месте поселимся,
После свадьбы удалимся
Мы с царицей на покой.
Мне твой трон, пойми, на кой?
Будем заняты любовью,
Поселимся на подворье.
Ты открой глаза на явь,
Государством сам и правь,
Прояви о нём заботу.
Знаю, любишь ты охоту.
Вот её и сотворим.
Тем и распри завершим,
Чтобы не было сомненья,
В знак большого примиренья».

   Ночью вызван стременной.
Разговор совсем иной.
Воевода шепчет в уши:
«Стременной ты мой, послушай,
Должен план ты сотворить,
Как царевича сгубить,
Постарайся так придумать,
Чтобы каждый мог подумать:
Жертвой страсти пал своей
На охоте.  Символ сей
С тела мёртвого снимаешь…
В тайне всё чтоб...  Понимаешь?
Я огласки не хочу,
А тебя озолочу.
И царём, как только буду,
О тебе не позабуду».

   Воевода на покой
Отбыл.  Ночью стременной
Тайно съездил в лес дремучий.
У реки, где берег круче,
На тропе меж двух дубов
Натянул без лишних слов
Тетиву из бычьей кожи
И с ухмылкою на роже
Не скрывал, презренный, зла.
Будет выбит из седла
Всадник. О, несчастный случай…
Сиганёт конь в речку с кручи.
Тайный замысел свершит,
Воеводе угодит.
Стременной улики спрячет,
На лице скорбь обозначит.

   Утром пала ночи сень.
Занялся зарёю день.
Свита держит путь к воротам,
Отправляясь на охоту,
Где царевич молодой,
Воевода, плут большой,
Подготовятся к охоте,
Разногласья сгладив вроде.

   Вот и судный день настал.
Свита сделала привал.
Стременной вертелся тут же.
Подтянул подпругу туже
У царевича коня.
Незаметно, втихаря,
Под седло колючку сунул,
Чёрта вспомнив, смачно сплюнул,
О ладонь ладонь потёр
Стременной: хитёр, остёр.
Прошептал со злобой: «Вот те!»

   Звук трубы – сигнал к охоте.
Вмиг царевич на коня…
Шевельнул чуть удила,
Тот как с привязи сорвётся,
По тропе стремглав несётся,
Как свободная стрела –
Стременного то дела.
Конь летит и нет надежды.
Хлещут ветви, рвут одежды.
Вспять несутся дерева.
Ближе, ближе тетива…
Вот он – замысел обмана.
Время есть у талисмана.
Божий луч вблизи сверкнул,
Тетиву и рубанул.
Та, как раненая, взвыла,
Путь царевичу открыла.
Впереди речной поток.
Конь и  вместе с ним седок
Камнем вниз слетают с кручи
В глубь речную, воду взбучив..

   Талисман проявит прыть,
Из глубин поможет всплыть.
Седока схватив за шкирку,
Опускает на подстилку,
Из травы её свернув,
Жизнь в царевича вдохнув.

   Что же свита?  Охнув разом,
Не успев моргнуть и глазом
На свершённые дела –
Будто оторопь взяла.
За царевичем охрана
По тропе несётся рьяно.
Выбивается из сил.
След царевича простыл,
Приведя к опасной круче.
Виден здесь несчастный случай…
Над рекой нависла мга.
Прочесали берега.
Тайну скрыв, речные воды,
Вызвав гнев у воеводы,
К морю синему текут,
Символ власти не вернут.
План постигла неудача.

   А царица, громко плача
По царевичу навзрыд,
Свадьбу всё ж не отменит.
Срок другой велит отмерить.
Во дворец вернулась челядь.
Срок назначенный пришёл:
Воевода стал царём.
Чтоб народ не бучил страсти,
Был предъявлен символ власти,
Что подделал стременной.
Закатили пир горой.

   В ночь влюблённую царицу
Новый царь запёр в темницу.
К ней приставлен стременной.
Думал: быть судьбе иной.
Но недаром говорится:
Предал раз – другой случится.
Нет надежд на дурака.
С тем и царствует пока
Воевода наш бесчестный.
В жёны, облик чей прелестный,
Он другую деву взял.
Смутой царство повязал.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

   Дикий лес. Олень. Поляна.
Тихий шёпот из бурьяна:
«Натяни-ка лук, сынок.
Докажи, что ты стрелок».
Посвист той стрелы раздался.
Кто-то громко рассмеялся:
«Мимо, воин-удалец».
«Ты взгляни, взгляни, отец!
Видишь, ранил я оленя, –
Молвил юноша смелея, -
След кровавый на земле.
Цель задал своей стреле
Я, выцеливая точно.
Выстрел, право, непорочный.
Так учил меня Стрелец".
«Браво, браво, молодец! -
Третий голос раздаётся, -
Хоть олень и в чащу рвётся,
Далеко не смог уйти.
Кровь покажет, где найти».
В путь отправились все трое,
Разыскать трофей чтоб вскоре.
Но прогнозам вопреки
Оказались у реки,
Где отец, мрачнее тучи,
Сыну свой рассказ озвучил.

   Было то давным-давно.
Знать нам правду суждено.
При царе, что славно правил,
Был боярин.  Он возглавил
Полк прославленный стрельцов,
Разудалых молодцов.
Полк не раз вёл счёт победам.
Был царю боярин предан.
Цел в боях и невредим.
Рядом с ним в строю и сын.
Отбыл полк в составе рати
За царём, где жизни ради
Не жалели живота
В битве той.  Победа та,
Что пришла на поле брани,
Горем стала – пал боярин.
В поле плакал над отцом
Сын, что прозван был Стрельцом.
Слёзы лил юнец безусый,
Храбрый воин светло-русый.

   После  гибели царя,
Лишних слов не говоря,
Службу царскую отринул
И сестру, и мать покинул,
И отшельником в леса,
Там, где птичьи голоса
От тоски излечат душу,
Ледяную снимут стужу,
Что на сердце залегла,
Отбыл, чтоб не ведать зла.
Был в решении уверен.
Он в лесу сработал терем.
В одночасье заскучал:
Жить к себе сестру позвал.
Та подругу сговорила.
Вместе с ней и укатила.
Обе вдруг явились в лес,
Словно ангелы с небес.

   В долгом времени иль вскоре
Две девицы в разговоре,
С явным умыслом в лице,
Восседая на крыльце,
Тайны ведали друг другу.
С хитрецой сестра подругу
В разговоре подвела,
Что, мол, брату бы пора
Подыскать себе подругу,
Как достойную супругу.
Жизнь связать с ней, наконец,
И пойти бы под венец.
Тут подруга вдруг зарделась.
И куда уж смелость делась:
Прошептала, чуть дыша:
«По нему давно душа
Ноет.  Я в него влюбилась…
Мне такое и не снилось.
Потому с тобою в лес…»

   Вдруг откуда-то с небес,
Речь прервав младой девицы,
Божий луч скользнул по лицам,
А затем, на землю пав
И законы все поправ,
Он в клубок свернулся яркий,
Не холодный и не жаркий,
Покатившись в лес густой,
Манит, манит за собой.
Две девицы удивились:
За клубочком устремились.
Через лес он вёл да вёл…
И к большой реке прибрёл,
На траве, где без сознанья,
Может быть, и без дыханья
Странный юноша лежит.
Он в крови и весь избит.
Дышит парень еле-еле,
Чуть душа теплится в теле.
Вся в лохмотьях его плоть.
Не лишился б жизни хоть…
Тут клубок на грудь скатился:
В талисман оборотился.
Позван был сестрою брат.
Он помочь девчатам рад.
Переносят парня в терем.
Пролежал он две недели.
Бредит.  На исходе дня
Как-то вдруг пришёл в себя.
Рядом с ним сестра хлопочет.
Он спросить о чём-то хочет.
«Где я?» - тихо молвил он.
«Ты друзьями окружён.
Говорить тебе опасно.
Заживают раны.  Ясно:
Отпустила ныне смерть.
Надо только потерпеть.
Не чурайся жизни жажды.
Скажешь как-нибудь однажды,
Что с тобой произошло,
Причинил тебе кто зло.
Отдыхай пока что в радость.
Разреши мне раны смазать».
Пролежать он долго мог.
Взять сестра не может в толк,
Объяснить, как так случилось,
Что она в него влюбилась.
Мысли вяжут переплёт,
А любовь в груди  поёт.

   Вечерами у постели
С разговорами сидели
И в один из вечеров
Рассказал, кто он таков.
Удивились все: не знали,
Что царевича спасали.
«Мать, поди, с ума сойдёт:
Кто меня и где найдёт?
Надо б в царстве мне сказаться».
«Слушай, - брат стал сомневаться, -
Ты пока что отлежись,
Никуда не торопись,
Покоряясь Божьей воле.
Буду я в столице вскоре:
Мать проведать в самый раз.
Разузнаю всё тотчас»

   Он с подругою сестрицы
Направляется к столице.
Время действовать велит.
А подруга говорит:
«При дворе живёт кухарка,
Испокон моя товарка.
У неё всё на виду.
С ней тебя я и сведу».

   Так, ни шатко и ни валко,
Повстречался брат с кухаркой.
Та ему и говорит:
«Стременной, что сторожит
Нашу матушку, обижен,
Что к царю он не приближен.
Стал он злоупотреблять
Чаркой. Может всё сказать.
Посидел бы с ним за кружкой:
Он расскажет всё, что нужно.
Пригласи его в корчму,
Всё расскажет – что к чему».

   Так Стрелец и поступает.
Стременной всю изливает
Душу грешную свою,
Как был новому царю
Предан. Выпивка с похмелья
Не приносит вновь веселья.
Опьянел он вскоре в дым,
План коварный и раскрыл.

   Возвратился в терем скоро.
Рассказал всё  слово в слово.
Наш царевич был смущён.
Но любовью награждён
Был хозяина сестрицей.
Их любовь видна на лицах.
Полны негой всех сердца:
И подруги, и Стрельца.
С этих пор они решили
Собирать благие силы.
Терем их, что бастион.
За царевича, за трон
Побороться нужно вместе,
Дожидаясь доброй вести.
Все сказались о любви.
Обвенчались, где смогли.
Боги, как они просили,
Их детьми благословили.
Сын царевичу был дан.
Нарекли его  Руслан.
Дочь Стрельца собой красива.
Имя дали ей – Людмила.
Дети радуют отцов,
Как сто тысяч мудрецов,
И растут, забот не зная,
И взрослея, и мужая.
Стало в тереме светлей
От улыбок и детей.

   Наконец пришла в светлицу
Весть благая  из столицы.

       РАСПЛАТА

   У излучины реки,
Где прогнозам вопреки
Не олень подбитый сгинул,
Где отец поведал сыну
Выше сказанный рассказ.
«Вот, Руслан, и весь мой сказ.
Ныне время подоспело.
В путь, пора идти на дело».

   Царь бездарный – сумасброд.
Не любил его народ.
Не даёт царю он продых:
Должен царь уйти на отдых.
По народной воле он
Покидал обманный трон.
Сыну вздумал воевода
Трон отдать, во славу рода.
Как проведал наш Стрелец -
Воевода-то хитрец:
Сам бы править продолжал.
Ведь народ того не знал:
Сын с рождения – чудак,
По народному – дурак.

   Воевода вкруг столицы,
Дабы не проникли лица
Заговору помешать,
В воротах поставил рать.
Исходя из древних правил,
Свиту царь-злодей возглавил,
А пред ними крестный ход.
Ждёт на площади народ.
Грозно хмурится погода.
Поспешает воевода.
Ждёт-пождёт архиерей,
Коронует что царей.
 
   А царевич в это время,
Разрубая узы бремя,
С домочадцами под стать
У ворот столицы.  Рать
Их, конечно, не пускает.
Талисман с груди снимает
Наш царевич: из-за туч
Озаряет Божий луч.
Клонят ратники колени
Перед Божеским явленьем.
За царевичем идут,
Клятву верности дают,
Простирая руки к Богу,
Расчищая путь-дорогу.
Гром грохочет, а народ
За царевичем идёт.
Во главе могучей рати
К месту лобному он скачет.
Ратники стеной идут,
За собою всех зовут.

   Там архиерей кадило
Поднял...  Да не тут-то было!
А буянство чёрных туч
Прорезает светлый луч.
Царь-злодей архиерею:
«Возводи на трон скорее!»
Гром грохочет в небесах,
А народ покинул страх.
Он кричит: «Вот символ власти.
Только Бог над нами властен.
Знак сей Он нам подаёт,
Кто на царский трон взойдёт».
И как раз тут из темницы
Стременной ведёт царицу.
Та к царевичу свой взор:
«Гнев оставь, мой сын. Позор
Седину мою окутал.
Видно, чёрт меня попутал.
Опозорила себя,
Воеводу так любя.
Вот за то и поплатилась.
День и ночь я в плаче билась.
Коль вела бы траур год,
Не видать бы всех невзгод».
Стременной хоть заикался,
Но во всех грехах признался.
Как побитый пёс, скулил,
И народ его простил.

   «Врёт он!» - крикнул воевода.
На глазах всего народа
Вожделенный талисман
Рвёт с груди, что Богом дан.
Злобно шепчет: «Погоди-ка!»
Возмущён небес Владыка.
Божий луч вдруг заискрил –
И его испепелил.
Божий суд толпа признала.
Солнце в небе засияло.
На язык народ востёр:
«Лихоимца Бог растёр!»
Был конец его бесславен.

   А царевич, трон возглавив,
Возвратился во дворец.
Воеводский пост Стрелец
Унаследовал отныне.
Во дворце живёт доныне.
А царевич горе зря
Не чинил. Указ царя
Мать за всё прощает вскоре.
Стременной же спился  с горя.
Так и надо сатане…
Новоявленной вдове,
Что с придурковатым сыном,
Изрекли:  «Идите с миром».
Для народа царь – кумир.
Ныне в царстве полный мир.
Новый царь недолго правил,
Ради сына трон оставил,
Передав свой талисман,
Символ, что им Богом дан.
На покой он отбыл с милой.
Царствуют Руслан с Людмилой.
И числа восторгам несть.
Обвенчались: пир в их честь,
И  Людмилы, и Руслана.
«Горько!» -  им кричали рьяно.

   Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
По усам-то всё сбежало,
В рот ни капли не попало…

                Январь 2010 года.   

        ИВАН да МАРЬЯ

  Не будь, читатель, очень строг,
Но не твори елейной маски.
Прочти и не суди мой слог,
Проникнув в суть поэмы-сказки.

    ПРЕДСКАЗАНИЯ СТАРОЙ
        ЦЫГАНКИ

   Цыганский табор – бренна даль –
Кочует под небесным сводом,
Чьи тайны чёрная вуаль
Оберегает год за годом,
Скрывая мудрость до поры.
Под зеленью древесной кроны
Раскинул он свои шатры,
Где, ветром чуть вздымаясь, волны,
Ласкают озера брега.
Затерянный в эпохах табор,
Продолжив тех времён бега,
Костры вздувает ныне, дабы
От пыльных отдохнуть дорог.
И голод утолив, и жажду,
Шатра откинув чуть полог,
Присев с гитарой не однажды
Под треск искрящего костра,
Где песен дар шальных, игривых,
Иль пляс цыганок до утра
Остудят от дорог постылых.
Весельем молодость шумит,
Любовью пылкой, струнным звоном.
Вожак суд праведный творит
Неписаным в веках законом.
Ведут степенный разговор
Мужи, на завтра строя планы,
Чтоб, посетив крестьянский двор,
Вернулись с прибылью цыганы.

  Огонь уставшего костра
Цыганки древней лик отметил.
Ей к праотцам уже пора,
Но ум её пока что светел.
Цыганка трубкою дымит.
В своём молчанье деловита.
Девчонкам сельским ворожит
На картах, где судьба их скрыта.
Подружки из села пришли.
Не прихоть – любопытства ради.
Две незапятнанных души
С доверием в горящем взгляде.
«Сказали карты мне: грядёт
Тебе в любви большое счастье.
И твой «король» к тебе идёт,
Любовные подарит страсти.
По осени жди жениха.
Ему пока ты и не снишься.
Плодом любовного греха,
Дочуркой, после разродишься».
Вдруг, глянув в карты, на устах
Цыганки глас стал прерываться:
«Запомни, правда в небесах,
Лишь Бог не вправе ошибаться».
Смахнув картишки на подол,
Цыганка старая сказала,
Что в жизни очень много зол,
И сердце чуть её приврало.

   Набив вновь трубку табаком,
Замолкла старая цыганка:
Быть может, думает о ком
Иль дремлет у костра гадалка.
«Мне погадай на жениха, –
Вторая молвила девица, –
Не буду ль для него плоха,
Как он со службы возвратится?!»
Цыганка, трубку раскурив,
И бросив хитрый взгляд на карты,
Колоду новой заменив,
Спросила:  «Что даёшь мне в дар ты?»
Слова заставили зардеть,
Затрепетать её сердечко.
Что бедная могла иметь:
Лишь только медное колечко.

   Смахнула девица слезу.
Но успокоила гадалка:
«Ну, ладно, так всё расскажу.
Цыганке лишних слов не жалко»
Окинул карты мудрый взгляд…
Там «дама» к «королю» стремится
И что на сердце говорят,
Что может в будущем случиться.
«Дела твои идут на лад,
Дождёшься с армии ты принца.
И встрече парень будет рад.
Ты в сердце у него, девица.
К зиме готовься под венец:
Желают карты лучшей доли.
Биенье чую двух сердец –
Родишь двойняшек с Божьей волей».
Из рук упали карты вдруг,
Как будто та колода клята.
И гонит от костра подруг:
«Гаданье кончено, девчата».
Ушли подружки по домам.
В смятенье старая гадалка.
В колоду «королей» и «дам»
Впихнула вещая цыганка.
Костёр давным-давно угас.
Шатры ночная тень укрыла.
Лишь слышен волн озёрных пляс
Да поцелуй в кустах от милой.
Её товарка у костра
Не рушила обет молчанья.
Открыть секрет теперь пора,
О чём поведали преданья.
Товарка тронула рукой
Цыганку: старая молчала.
«Ну, что ты, что ты, что с тобой…
Ведь ты не в первый раз гадала!»

   «Мне жаль девчонок. Их судьба
Передо мной, как на ладони.
Вокруг тех девочек борьба:
И злых, и добрых духов вволю.
Они за правдою пришли.
Но ждут их горькие печали.
Одну ждёт вечный сон вдали
И Леты мрачные причалы.
Другой судьба позволит жить -
Здесь тёмных сил есть интересы:
И двойню сможет народить,
Но в мальчиков вселятся бесы.
Сама пойми, могла ли я
Поведать правду ту девицам,
Раскрыть пути их бытия
И бед, идущих вереницей.
Уж лучше в неведенье быть
И от греха сего подальше…»
Костёр уже успел остыть.
А надо им вставать пораньше.

    Прошло немало вещих дней
С того заклятого гаданья.
Откочевал и табор, чей
Остался след с могилой тайной.
Цыганка в мир иной ушла,
Вдохнув последний дар свободы.
С собой в могилу унесла
И радость жизни, и невзгоды.
Невзрачный холмик, где погост,
Гадалки бренные останки.
А над крестом в Великий пост
Душа витает той цыганки.

   Не успокоилась душа,
Не отлетела в мир нетленный.
Она покоя не нашла,
Следя за жизнью в мире бренном
Подружек, что живут в селе,
Забыв пророчества цыганки,
Что счастья ищут на земле,
Как ждёт алмаз своей огранки,
Даруя радости очам.
Дождались воинов девчата.
Воркуют с ними по ночам…
Сдружились в армии ребята.
Селянин другу предложил
Село наведать после службы –
Товарищ вместе с ним служил, –
А в знак мужской, армейской дружбы
На свадьбу друга пригласив
И написав о том невесте,
Её согласье получив,
Отправились в селенье вместе.
Подружки встретили друзей.
Селянина товарищ вскоре
Утонет в омуте очей,
В любовном и манящем взоре.
Совет подал отец друзьям:
Сыграть совместно обе свадьбы.
Не разбегаться по углам,
А рядом сотворить усадьбы.

  И вот девицы на сносях.
И милостей ждут от природы.
У Бога силы испросят:
Ждут ожидаемые роды.
Тот час таинственный грядёт.
Подружка первая рожает…
Но смерть её в объятьях жмёт,
И жизнь от тела отлетает.
Душа цыганки тут, как тут,
К душе  другой стремится ближе:
«Твои страданья не умрут.
Спасу я девочку, ты слышишь?!»
Отходит девичья душа.
И жизнь, и смерть – судьбы мерило.
Ребёнка крик. Мать чуть дыша
Хрипела ей:  «Живи, Мария!»
Всё происходит, как во мгле.
Подружка тоже в муках, с болью
Рожает рядом на столе
Предсказанной цыганкой двойню.
Душа успела вновь взлететь.
От мальчиков злых духов гонит.
Бес одного не смог задеть,
Другого «чёрной меткой» тронет.

   Итак, судьбы рок завершён…
Он детским плачем утро метил.
Одну отправил в вечный сон,
Другой злой дух дитя пометил.
Селянина товарищ, друг
От горя ошалел. Не скрою,
Остановилось сердце вдруг:
Мария стала сиротою.
Сыграл дурную шутку бес.
Подружку девочка пленила.
По воле совести, небес
Ту сироту удочерила.

   Пришёл час выбора имён.
Иваном первый сын отмечен.
Второй Борисом наречён,
Что «чёрной меткою» помечен.
Зло сотворило в этот раз
Цыганки вещие виденья.
Но дальше не про это сказ.
Нас ждут любовь и приключенья.

  ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

   Когда в раю запретный плод
Змей-искуситель отдал Еве,
С тех пор стечёт немало вод.
Деторожденье Бог дал деве.
О дети! Человек вас звал
Спокон веков цветами жизни.
Иной шипами душу рвал,
Иной любимцем был по жизни.
Бегут, бегут, спеша, года…
Мужая, подрастают дети.
В усадьбе с раннего утра
Троих детей в подворье встретим.

   Играют мальчики с сестрой:
Иван с весёлою улыбкой,
Борис с какой-то дерзкой, злой,
С бесовской вроде бы ухмылкой.
Борис всем отроду дерзит,
Играя, строит брату козни,
Сестру словами очернит,
С издёвкой бьёт её, а после
Тяжёлым взглядом просверлит.
И радуясь девчонки плачу,
Ещё за косы теребит
Иль больно ущипнёт, иначе
Бесёнку будет жизнь не в жизнь,
Чернее тучи станет сразу.
Тогда в округе всем – держись –
Устроит подлую проказу.
Не раз прошёлся ремешок
По мягким телесам мальчишки.
Он мать, отца приводит в шок,
Гримасы строя от мартышки.

   А вот Иван совсем иной.
С улыбкой нежной, добрым взглядом.
С Марией дружен он, с сестрой.
В минуту трудную он рядом.
Сестрица от Бориса ждёт
Подвоха иль чего похуже…
Добро сердечное влечёт,
Душою тянется к Ванюше.

   Проходит детских игр пора.
Мужают ребятишек лица.
Стыдливость, как весь мир стара,
Волнует. Расцвела девица.
Тугая грудь и гибкий стан,
С улыбкой прелестной отрада,
Прекрасного лица овал
И ямочкой щека примята.
Иван украдкой косит глаз
На лик божественной царицы
И шепчет уж в который раз:
«Как жаль, что ты моя сестрица!»
Зато Борис, чей пошлый взгляд,
Так явно к похоти стремится,
Бормочет, источая яд:
«Целуй меня, целуй сестрица!»
Мария просит не шутить:
«Готова я открыть объятья.
Я буду вас всю жизнь любить.
Ведь вы мои родные братья».

   Поняв детей страданья, мать
Им тайну давнюю открыла.
Пришлось ей правду рассказать,
Как в их семью вошла Мария.
В ответ ни звука. Тишина
В немом молчанье разрасталась.
Как будто лопнула струна
В тиши: Мария разрыдалась.
«Прости, но Бог мне подсказал
Всю правду рассказать, Мария.
К тебе – час истинный настал –
Не остужу своей любви я.
Мне Бог сказал, не навреди!
Любовь меж вами разгоралась».
Мария, прячась на груди
У матери, шепча, призналась:
«Обоих братьев я люблю:
Бориска всё меня шпыняет,
Ивану более внемлю -
Меня к нему всё больше тянет».
«Ну, вот и славно. Видит Бог,
О чувствах ты сама рассудишь.
Но не уйдёшь за мой порог,
Как прежде, дочкою мне будешь».

   Перед божницей мать встаёт,
У Бога силы испрошая,
Челом Ему поклоны бьёт
И, за Бориса извиняясь,
Молитву правит:  «Ты прости
За чёрствость отрока Бориса.
Сынов мне распрей не снести,
Не разгородит их кулиса».

   Страдают братья от любви,
Той страстью, что и на Земле нет…
Ивана любит, но, увы,
Любви Бориса не приемлет
Мария. Чистая душа
Согласна стать женой Ивана,
Бориса планы все круша.
Он в думах, ухмыляясь странно,
Разрушить бесу брак велит:
Сварить Марии зелья чашу,
Обманом брата заманить
В заросшую глухую чащу.
И бес, деяньем зло творя,
Глубокой ночью чары правит,
Марии слогом говоря,
Ивана из подворья  манит.
Разбушевался небосвод,
Ветрами плещется стихия,
Пронзают молний стрелы свод,
И милой зов: в беде Мария.
Она к себе его зовёт.
Он к ней спешит, он ей поможет.
Тревога душу, сердце рвёт,
А ноги путами стреножит.
И вдруг Мария перед ним!
Его в объятьях обласкала,
Улыбку дарит, а за сим
Как будто путы повязала.
Ивана мысли, как в бреду:
Пред ним Борис... «Ты сам повинен.
И любишь на свою беду.
Моей Марии быть отныне.
И в этом мой большой успех.
Оставлю здесь тебя, разиня, –
Раздался злой Бориса смех, -
Теперь моя, моя Мария!»
Мария безмятежно спит.
Ей сладкий сон виденья дарит.
На кухне злобный бес сопит,
Ей с приворотом зелье варит.
Марии в чашу зелье льёт,
Поближе к деве придвигает.
Мария поутру встаёт
И зелье залпом выпивает.
Любовный всплеск её влечёт,
Как парусник, что жаждал бриза.
Она любимого зовёт,
Зовёт любимого…  Бориса.

    Спросила удивлённо мать:
«Ты же Ванюшу полюбила?!»
«Любви изменчивая страсть.
Любовь – неведомая сила.
Любим Борис, он мой кумир.
И то моё решенье свято.
Пора за свадебный сесть пир!»
Лицом невеста бледновата,
Пустой какой-то взгляд в очах,
И кажется каким-то сонным…
«Отныне наш Иван монах, -
Изрёк Борис, - мешать влюблённым
Не хочет. Ночью он у врат
Нам счастья пожелал обоим.
В монастыре прибудет брат,
А мы семейный мир построим».
Пока до будущей поры
Борис венчаться отказался,
Сказав, что с Богом он на  «Ты»,
О нём нелестно отзывался.
И свадьба, словно бы погост,
Младых молчанием встречает.
Отец провозглашает тост,
Влюблённым счастья он желает.
Вино, отведав не спеша,
Он «горько» прокричал влюблённым.

   Цыганки вещая душа
Взметается над пиром оным.
Душа несёт тяжёлый крест:
С потусторонним злом бороться.
В борьбе с душой цыганки бес:
Добро со злом за веру бьётся.
С глаз пала беса пелена,
Ушла напитка злая сила.
«Иван, Иван, - зовёт она, -
Тебя, тебя лишь я любила!»
Лицо Бориса пышет злом.
А тут ещё Иван случился,
Душой цыганки и добром
От беса пут освободился.
Иван Бориса обвинял
И к совести взывал в надежде.
Вдруг разразился ветровал
Невиданной здесь силы прежде.
Летят ветра друг другу встреч,
Как будто бесы все взбесились
И в вихре закрутили смерч.
Борис с Марией в нём сокрылись.

    Вновь давит звоном тишина,
И в хаосе лежит подворье.
Душа цыганки – здесь она –
Ивана утешает в горе:
«Не смог любви ты уберечь,
Тебе не помогла я тоже.
Хоть и печальна моя речь,
Но унывать тебе негоже.
Марию сможем мы вернуть
По воле Божьего веленья.
Сбирайся, парень, в трудный путь.
Нас ожидают приключенья».

   ЗАТЕРЯННЫЙ ОСТРОВ

   Среди вздымающихся волн,
Заблудший в дебрях океана,
Взрастает, будто бастион,
За зыбкой пеленой тумана,
Купаясь в утренних лучах
Багрово-красного светила,
И отражается в очах
Забытый остров, всем на диво.
Затерян средь текучих вод.
Покрыт зелёными лесами.
Плато скалистое, где грот
Чернеет сводом над волнами.
Плато венчает горный пик.
Река меж берегов резвится.
Её голубоватый лик,
Срываясь в водопад, искрится,
Взметаясь радугой-дугой.
Переполняясь буйством бега,
Но, урезонив норов свой,
Долину услаждает негой.
На взгорье сложен дом с душой
Из грубо тёсанного леса.
Забор из тына, двор большой,
Стол, рядом из бамбука кресло.
У дома во дворе загон.
Пернатых щебет, блеют козы.
Стреха: сушёных рыб притон
И лук сплетён для сушки в косы.
За тыном холмики с крестом.
Пейзаж – два холмика – вид хмурый.
Укрывшись пальмовым листом,
Стоял здесь человек угрюмый.
Он полон мрачных, скорбных дум.
В молитве к Богу он вознёсся.
То ли колдун, то ли ведун…
К его мы думам прикоснёмся.

    На океанах и морях
Троих друзей – «морские волки» –
Качало на «семи ветрах».
Иной не знали жизни толком.
Познали радости и страх,
Любви кабацкой, доли горя
И саваном одетый прах
С колосником дарили морю.
Ветрам морским жизнь отдана.
Романтика не ради денег.
Засеребрилась седина –
Списали трёх друзей на берег.
Но жизнь на суше невтерпёж…
Душа морская просит бури.
Друзья фрахтуют яхту всё ж:
И в паруса ветра задули.

   Несётся яхта по волнам
Средь вод текучих океана,
Но вдруг надвинулся туман
И тишина, что так обманна.
Волна о борт рождает всхлип.
Свет фонаря туманом мнётся.
На гребне волн от яхты скрип
И рынды голос раздаётся.
По борту справа слышен крик.
Обшивки скрежет душу ранит:
В тумане неизвестный бриг
Друзей «посудину» таранит.
Вмиг яхта в омуте пучин.
О брига борт останки бились.
А трое гибнувших мужчин
За трап пеньковый ухватились,
Что с левого борта свисал.
А бриг, не изменяя хода,
В тумане путь свой продолжал,
Встречая бед такого рода
Немало на своём пути.
«Корабль-призрак» с парусами
Любого мог с ума свести,
Возникший вдруг перед глазами.
С трудом вскарабкавшись на бриг
«Летучего голландца», всуе
Нечистых поминая, вмиг
От пережитых мук уснули.
Наутро, Господа хваля,
Друзьями новый курс проложен,
Но бриг не слушался руля
И держит курс, какой заложен.
Летели дни на корабле…
А бригом будто кто-то правит:
В ночные сумерки, во мгле
Огни сигнальные вздувает.
И вот однажды поутру,
Где путь морской не пролегает
(Как будто чёрт ведёт игру)
Пред ними остров вырастает.
Корабль на остров держит курс
И якорь у скалы бросает.
Друзья, не дуя долго в ус,
Надеждой коль судьба ссужает,
Добро выносят из кают,
Готовят быстро к спуску шлюпку,
Ружьё, боеприпас берут
И, улучив ещё минутку,
Из ящика взяв инструмент,
На воду шлюпку опускают.
Прилива чувствуя момент,
К песчаной мели выгребают.
Но их течение несёт
По чьей-то воле к грозным скалам.
Вплывает шлюпка в тёмный грот.
Видна сквозь сумрак грань причала.
Друзьям колодец предстаёт,
Ступеньки высечены грубо.
Колодец на плато ведёт:
Природа сотворило чудо.
Когда друзья взошли наверх,
Окинув взглядом вод просторы,
«Корабль-призрак», будто блеф,
Исчез, как в ящике Пандоры.

    По обе стороны реки,
Что по низине протекает,
Увидели: дымят костры.
Там людоедства дух витает.
Под пальмою дикарь лежит.
Шаман над пленным пляску правит.
Под барабанный бой вопит,
А каменный топор избавит
От мук жестоких дикаря.
За ужином его съедают.
А Божьи дети, зло творя,
Об этом, право, и не знают.
Уж не один промчался год,
Сменяя ливни жаром солнца.
Устроив личный обиход,
Друзья сошли на дно колодца.
Проплыв по водной глади грот,
Они, ступив на брег песчаный,
Увидят отпечатки стоп
И слышат птицы крик печальный.
Из джунглей дикари бегут.
Округу криком оглашают,
Из трубки дротиком плюют:
Товарищей двух поражают.
Вот дикари сжимают круг.
К воде островитян прижали.
Ружейный выстрел, резкий звук –
В испуге дикари удрали.
Друзья в обратный путь спешат.
Враждебный берег покидают.
Но раны их судьбу вершат:
От яда оба погибают.
Островитянин полон дум,
Жить одному остаток века…
А мы, под тихий ветра шум,
Коснулись мыслей человека.

  ВСТРЕЧИ  НА  ОСТРОВЕ
     (продолжение)

    Островитянин полон дум.
Над прахом с грустью он склонился.
Вдруг слышит непонятный шум,
Что с океана доносился
И смог внимание привлечь.
Узрел неведомое чудо:
В погожий день, взбесившись, смерч –
Природы вечная причуда –
Над островом столбом завис.
Под ним стоянка с дикарями.
Ветров игривых дикий свист.
А божьи дети, ткнувшись лбами
Об землю в ужасе немом –
Непредсказуемое диво, –
Простёрлись перед колдуном
И Божьей кары ждут учтиво.
Вдруг воцарилась тишина.
Над джунглями смерч растворился.
На лобном месте колдуна
Борис внезапно объявился.
А перед ним, у самых ног,
Без чувств лежащая Мария -
То буйство внеземных дорог
Её смертельно уморило.
Борис надменен, что набоб.
Он судьбами земными правит.
Внутри него кровавый жмот
Его судьбой повелевает.
Лениво двинул он перстом:
К вниманью общему взывает.
На небо кажет, а потом
Себя владыкой объявляет.
Пред ним склонились дикари.
Борис рукой вождю покажет:
Марию б в чувство привели,
А после выставили стражу.
Борис величьем упоён.
В вигвам вождя его вселяют.
Колдун вниманьем обойдён…
Марию стражи окружают,
Приводят в чувство и несут
К жилищу колдуна поближе.
В его вигвам её введут…
Вернёмся к ней в рассказе ниже.

    Когда в подворье взвился смерч,
Бориса что унёс с Марией,
Заздравную прервал он речь,
Разбушевавшейся стихией,
Влюблённых души разлучив,
Разгулом от нечистой силы.
Иван, урок свой получив
И вспоминая образ милый,
Сбирается в далёкий путь.
С Борисом помня перебранки,
Познав судьбы бесовской суть,
Беседует с душой цыганки.

    «Когда-то, много лет назад,
Мой табор кочевал у моря.
А озорной цыганки взгляд,
Заворожив матроса волю,
Ему поведал о любви
Цыганки молодой, но вскоре
Любовь несчастную, увы,
С рассветом уносило в море.
Любовь та первая была.
И в честь любовного мгновенья
Ему души часть отдала,
Часть магии и часть уменья.
Теперь моряк совсем старик,
Познавший прелести мытарства,
На странный остров он проник,
Затерянный в веках пространства.
Там шабаш нечисть свой ведёт,
Делами правит раз в столетье.
Их час свидания грядёт.
И если мы до лихолетья
Не сможем Марьюшку спасти,
Теряем там её навечно.
И сила тёмная, прости,
Соединит с Борисом вечно.
Тебя я птицей оберну,
Ты будешь следовать за мною.
Продолжим с бесами войну.
Мой друг поможет. Судеб долю
Пусть мойры, три сестры вершат!»

    Иван душе повиновался.
Она и птица в лёт спешат
Туда, где остров затерялся.
А он виднеется вдали.
В островитянина подворье
Ивана-птицу привели
Любовь, мечта, большое горе.
Путь завершён за океан.
В один момент, моргнув лишь веком,
Перевернулся наш Иван
И вновь сказался человеком.
Ему навстречу шёл моряк:
Улыбкой доброй осветился:
«Мы победим бесовский мрак.
С душой цыганки сговоримся».

  СИЛЫ  ДОБРА  И  ЗЛА

    Сидит подавленный колдун.
На остров тень ночная пала.
Мысль колдуну пришла на ум
И в голове его запала.
К Марии он в вигвам идёт
И стенку сзади разбирает.
Марию за руку берёт,
Через дыру с ней исчезает.
Рукой путь кажет на скалу.
Пещера там пятном маячит.
Схоронишься, мол, там в углу,
Тебя от глаз пещера спрячет.
Девица из последних сил
Бежит, чтобы спастись в пещере.
Колдун к утру заголосил,
Что племя изменило вере.
Их идол-бог вдруг загрустил
И пребывает в гневе просто.
Он просит в жертву принести
Того, кто прибыл к ним на остров.
Не сбыться планам колдуна.
С Борисом ли ему бороться?!
В пух-прах разносит он лгуна.
За поиск девушки берётся.

    Пещеры вид его привлёк.
Туда могла Мария скрыться.
Вождю индейцев дал намёк:
Оттуда привести девицу.
Рванулись дикари вперёд.
Их клич Мария явно слышит.
Пред ними чудище встаёт,
На них огнём и жаром дышит.
Не виданный доныне зверь
Из пасти пламя изрыгает.
Хоть не наносит им потерь,
Но войско в панике сбегает.
Борису вождь пересказал:
Зверь у пещеры объявился.
Он, видно, девушку сожрал.
Борис, конечно, удивился,

    Затем к пещере сам идёт.
Чудовище пред ним взрастает.
Летит огонь, но он не жжёт,
Округу не воспламеняет.
Островитянин то творил,
Гипнозом пользуясь умело,
Он дикарей остановил.
Борис шагнул навстречу смело.
Сквозь дым, огонь к пещере шёл –
Ни волоска не опалилось.
Марию в темноте нашёл.
А в сердце злоба затаилась.
Он к стойбищу её ведёт.
Марию силы покидают.
На руки дикарям сдаёт –
Те в яму девушку сажают.
Всё ближе сумрачная ночь.
Борис вождю визит наносит.
Вождя возлюбленная дочь
О снисхожденье к деве просит.
Борис неумолим в ответ.
Пускай познает боль отныне.
Дикарка, улучив момент,
С водою в глиняном кувшине
К прекрасной узнице спешит
И губы, жаждущие влаги,
Водой целебной освежит,
Тем самым сотворит ей благо.
С дикаркою приходит весть:
Злых духов шабаш будет вскоре.
А вот Борис готовит месть –
Её, как жертву, кинут в море.
Затем захватит он плато,
Пришельцев тамошних погубит,
Вернув обратно долг за то,
Что кто-то планы его студит.
Мария просит ей помочь
И сообщить островитянам:
Жить, мол, осталось только ночь.
Разрушат пусть Бориса планы.

    Дикарка следует к плато.
Как тень, крадётся кто-то рядом.
То бес, Бориса метка, зло
Её сопровождает взглядом.
Бес, чувствуя свою беду,
За косы дочь вождя хватает
И, развернувшись на ветру,
Её он в водопад бросает.

    Пронзительный дикарки крик
Погряз средь шума водопада,
Чуть слышен, в грохоте поник
Среди бушующего ада.
Душа цыганки – быть беде –
Почуяла проделки беса.
Летит к бушующей воде.
Дикарка, отойдя от стресса,
Вздымает руки к небесам.
Душа нетленная цыганки,
Причастная к мирским делам,
Вздымает телеса дикарки
Наверх. А там моряк-старик
На бой Ивана наставляет.
Дикарки юной хмурый лик
Коварство плана подтверждает.
«Пришёл, Иван, и твой черёд
В борьбе за преданность к Марии.
Любовь тебя зовёт в поход.
Час настаёт твоей мессии.
Бориса вызовешь на бой.
О нём не думай как о брате.
Я буду мысленно с тобой.
На нём бесовское заклятье.
Борис иль бес, сказать сиречь,
Волшебной силой обладает.
Дарю тебе священный меч.
С мечом он беса совладает».
И утром соколом Иван
На место боя прилетает.
Враг на святую сечу зван.
Судьбою братьев меч играет.

    Со звоном скрещены мечи:
Удары, скрежет, крики, стоны.
С утра бой длится, а в ночи
Взмывают поверх дебрей кроны
Бес-коршун, соколом – Иван.
И пух, и перья по округе.
К рассвету верх берёт сапсан,
Сбив коршуна на пятом круге.
Скользит подбитый коршун вниз
И чёрной кровью истекает.
Пал у вождя вигвама близ
И дикарей вождю внушает,
Как только сокол сможет сесть –
И в соответствии девиза, –
На птицу им накинуть сеть,
Оповестив о том Бориса.
Лишь только наземь сокол сел
И обернулся в человека,
Добить он коршуна хотел,
Но сеть накрыла имярека.
Ивана взяли дикари.
Связали крепко ноги, руки.
Спустили в яму до поры,
Продлив страдания и муки
Влюблённых с детства двух сердец.
По воле злостного обмана
Борис, додумав, наконец,
Коварство дьявольского плана,
Призвал на помощь колдуна
И, потакая изуверству,
Сказал, что идолу сполна,
Достаточно двух пленных в жертву.
Иван с Марией вечер весь
Любовным грёзам предавались.
В промозглой яме, ночью, здесь
С любовью, с жизнью распрощались.

      ПОБЕДА  ДОБРА

    Островитянин в эту ночь
Крадётся к пленникам, что в яме.
Его задача им помочь…
Предстала стража пред глазами.
На них сосредоточив взгляд,
Всю силу мыслей напрягает.
Они, что мумии, молчат.
А сила жизненная тает,
Когда вершит он колдовство,
Вокруг всё будто бы немеет,
А лик его и естество
По воли Господа стареют.
Теряя силы, добредёт
До ямы. Пленникам свободу,
Избавив их от пут, даёт.
И силам праведным в угоду,
Подняв изгоев на плато,
Готовится к ближайшей встрече.
Есть основание на то:
Сбегутся ведьмы здесь под вечер.

    Борис побегом был взбешён.
Жестокой ненависти полон
На шабаш ведьм явился он:
Добычи жаждет чёрный ворон.
«Усадьбу сжечь островитян
И уничтожить всё живое.
Мария и Иван, как брат,
Пускай предстанут предо мною.
Дорогу обеспечу в ад
И казнь достойную устрою».

    Когда на остров пала темь,
Союзница нечистой силы,
Невольники судеб меж тем
От бед за стенами укрылись.
Островитянин чертит круг
Посередь комнаты убогой,
И чтобы ни было вокруг,
Друзьям напоминает строго
За круг черты не выходить.
В ночи, увидев злодеянье,
Терпенье, мужество хранить.

    Над домом хохот, визг и ржанье –
В разгуле дикий шабаш ведьм.
Черёд кровавому застолью,
Чтоб неповадно было впредь
Чинить бесовскому раздолью,
И козням каверзным табу.
Из всех щелей сочатся духи,
В печную тянутся трубу,         
Мычат и блеют, охи-ухи,
И скрежет слышится кругом.
Моряк над бесами довлеет,
С потусторонним бьётся злом.
И на глазах у всех стареет,
Отдав все силы до утра.
Нечистых сила пропадает,
Как настаёт зари пора.
Моряк в глубокий сон впадает.

    Дикарка, Марья и Иван
Порядок в доме учиняют –
Как будто был здесь ураган –
И новой ночи поджидают.
Она к ним в сумерках грядёт.
Атака бесов нарастает
И ведьм азарт борьбы влечёт,
Но сила моряка не тает,
Все силы отдаёт борьбе.
Уж утро в сумерках зарится.
Но так угодно быть судьбе:
Пора Борису появиться.
Не может он проникнуть в круг:
Круг сверху защищён и снизу.
Порвав защиту круга, вдруг,
Дикарка бросилась к Борису.
Экран защитный тут же пал.
С визжаньем воины от ада,
Звериный обнажив оскал,
К островитянам рвутся стадом.
Сплелись вражины в вихре буч,
Готовы всё сравнять с землёю,
Но тут прокрался солнца луч,
Блеснул он с пламенной зарёю.
Пропали бесы, ведьмы вмиг.
Один лишь бес-Борис остался.
Моряк в кругу главой поник.
Иван Бориса постарался
Ремнями крепко обвязать.

    О полдень лишь моряк очнулся.
Ивану силится сказать,
Что Бог как будто отвернулся
От них совсем. И в третью ночь
Не сможет с бесами он сладить
И ведьм ему не превозмочь.
Он просит остров сей оставить.
Чтобы сберечь остаток сил,
Уплыть бы в океан подальше.
Бориса этот план взбесил:
Не мог судьбой вертеть он дальше.
Друзья спустились на причал.
Дикарка в шлюпку отказалась
Войти. Моряк хоть и ворчал,
Дикарка на плато поднялась.
Оттуда машет им рукой:
С пришельцами навек простилась.
И видит: там, за пеленой,
Вдруг бригантина появилась.
«Корабль-призрак» вновь стоял
На рейде острова, как прежде.
И будто беглецов он ждал,
Последнюю даря надежду.
Иван наш к кораблю гребёт.
Корабль шлюпку принимает,
На борт он беглецов берёт.
И кто-то якорь поднимает.
Но океан накрыла ночь,
И в небесах мерцают звёзды,
А нечисть показать не прочь,
Что ведьмы и сильны, и грозны.
Над океаном вьётся рать.
Собачий хохот – бесов признак.
Корабль не могут отыскать,
Не могут, потому что призрак!

    Зарёй окрасился восток.
Нечистых вольница сдаётся.
И тут моряк с трудом изрёк,
Что он душой к цыганке рвётся.
Его последний час настал.
Не ради прихоти, каприза
Изгнать он беса обещал
Из тела бедного Бориса.
Старик собрал остаток сил
И, подавив Бориса волю,
Его перстом перекрестил,
Другую обещая долю.
Старик все силы отдавал,
А бес кривлялся, извивался…
Моряк Всевышнего призвал,
И бес, хоть и сопротивлялся,
Из тела грешного ушёл
И в поднебесье растворился.
Борис в душе Христа нашёл,
Впервые он перекрестился.

    От мрачных пробудившись снов,
Промолвил: «Козни вам творил я.
И, слава Богу, брат здоров.
Прости и ты меня, Мария!
Я жил как будто бы во сне,
И сердце холодом объято,
А бес шептал проказы мне,
Настраивая против брата.
Благодарю тебя, старик,
Что из меня извлёк ты беса».

    А тот в беспамятстве поник,
Не может отойти от стресса.
Он чуть губами прошептал:
«Душа от тела отлетает.
К душе цыганки путь настал,
Она в её объятьях тает.
С цыганкой будем мы во мгле,
Соединивши души, кстати,
Найдём покой на корабле,
А тело морю вы придайте.
Корабль покиньте без затей.
К родным пенатам возвращайтесь.
Вас превращу я в лебедей,
А к дому сами добирайтесь».

   Умолк навек моряк-старик.
Борис с Иваном долг отдали,
Достали старый колосник
И океану прах предали.
Борис Ивана чуть обнял,
Марии подарив улыбку,
На остров глянул и сказал:
«Поймал я, видно, свою рыбку.
Девчонку там, что на плато,
Мне дарит вещая цыганка.
Нигде не ждёт меня никто,
Как ждёт меня моя дикарка.
Прощай, Мария, и ты, брат.
Я проторю свою дорогу.
Грехи мне тяжкие простят,
Коль дикарям дорогу к Богу
В их души тёмные вложу.
Мне шлюпку на воду спустите.
Я в новый мир свой ухожу.
Прощайте и меня простите!»
Когда он на плато взошёл,
Дикарку заключив в объятья,
Два лебедя, взмахнув крылом,
Ушли в полёт, дождавшись счастья.
«Корабль-призрак» вмиг исчез,
Где две души в любви и горе.
А лебеди из-под небес
Планируют в своё подворье.

    Прости, читатель! Как творец,
В твоей душе родил острастки.
Любви от пламенных сердец
Желаю Вам в поэме-сказке.

      Февраль – апрель 2007 года

 
 ПОЧЕМУ  БАБА  ЯГА  СТАЛА
        БАБОЙ ЯГОЙ

   Во саду ли, в огороде
Или просто в дар природе
В деревеньке подросла,
Всем на зависть расцвела
Миловидная девчушка:
Диво дивное – игрушка.
Верховодя средь подруг,
Повзрослела дева вдруг.
И с годами подрастая,
Ни забот, ни зла не зная,
Не уступит первенства:
Средь подруг одна из ста.
По характеру спесива,
Взгляд лукавый, горделива,
Красотой затмила всех,
И в любви всегда успех.
Парни все сватов к ней слали.
Так и так любовь искали.
Получали лишь в ответ
Слово девы: «Нет и нет!»

   Раз купец дорогу правил
И в деревне баньку справил.
А затем весёлый пир
Закатил на целый мир.
В услуженье девы были,
Хоровод ему водили.
Парни, выдав «Трепака»,
Чарку водки ждут пока.
Красна девица в светлице,
Стопку водки сжав в деснице,
А в другой от хлеба кус,
Прославляя песней Русь,
Поднесла купцу с поклоном.
Тот красой сражён, как громом.
Стопку медленно берёт
И такую речь ведёт:
«От красы твоей, девица,
Мне, как видно, не укрыться.
Заберу тебя с собой.
Собирайся, светик мой!»
Речь та девицу взбесила.
На купца глядит спесиво:
«Ишь ты, ухарь, ты смешон, -
На устах презренный тон
В обращении к нему, -
Над собой власть никому
Не позволю взять от роду.
Хоть и знатного ты роду,
Не владеть моей красой.
Вот ответ, купчишка, мой».
И уходит из светлицы
С ликом праведной девицы,
Руки вскинув под бока,
Со степенством гусака.

   Сколь над девой ни кружился,
Так любви и не добился.
Был купец тем уязвлён.
Заиграла гордость в нём.
Он попал «из князя в грязи».
Так и отбыл восвояси.
По дороге слух пустил,
Что, мол, девы образ мил,
Круглолица да пригожа,
На цветок любви похожа,
Ждёт она, ждёт женихов…
Слух пустил и был таков.

   И в конце другой недели
К деве свахи налетели.
Бают, кто во что горазд.
Дева всем даёт отказ.
О спесивой, гордой деве
Слухи пуще полетели.
Слух дошёл и до царя.
Между нами говоря,
Обвенчать решил царь сына.
Хватит, вырос уж детина,
За спиной сидя отца.
Шлёт в деревню он гонца.
Но в ответ особе царской
Дева молвила не с лаской,
Подходящий выдав слог:
«Мне подходит только Бог!
И достанусь только Богу!
Не топчите зря дорогу.
Жизнь могу связать лишь с ним.
Подчиню себе, засим
Буду я владеть всем Небом!»
И гонца услала следом.

   Как о том прослышал Бог,
Стал к девице очень строг.
«Ишь, проказница девица,
Чем удумала гордиться, -
Так промолвил наш Творец,
Вездесущий Бог Отец, -
Раз купца она повергла,
Сына царского отвергла,
Бога, вишь, ей подавай,
И богиней въедет в рай…
Богу – богово!  Отсюда
Приказание Иуде:
Девку с бесом обвенчать.
Каин ставит пусть печать.
Ныне гнев её коснётся.
Ночью с нечистью ведётся.
Можно в сказку деву гнать,
Имя новое ей дать.
До скончания же века
Любит дурня-человека.
Будет помнить Божий глас,
Вот и весь мой ныне сказ».
В той деревне, чтоб вы знали,
Два Ивана проживали.
Был один умён, здоров,
А второй из дураков,
С виду жалок и убогий
И с сумою у дороги.
Слюни мазал на кулак.
Ну, потомственный дурак.

   Лишь слова Земли достигли,
Деву гордую настигли,
Дурачка Ивана враз
Полюбила в тот же час.
Дурачку в любви клянётся,
Тот от слов её смеётся.
«Что те надо? Вот не ждал!
Сгинь ты к чёрту, Божий дар.
Я с Кикиморой повязан.
У болота мы под вязом
Ныне встретимся вдвоём:
О любви там с ней поём.
Ты для нас обузой будешь.
Сгинь! Тогда меня забудешь».
Дева в слёзы: «Как же так!?
Я люблю тебя никак.
Без тебя не жить мне боле,
Что за муки в бренной доле.
Привязалась я к тебе.
Покорись и ты судьбе.
Подари мне эту ночку.
Без тебя жить в одиночку
С этих пор, поверь, невмочь,
Без тебя и ночь не в ночь».
А дурак лишь усмехнулся,
Вправо, влево повернулся,
Гонит деву прочь да прочь:
В ступе воду что толочь.

   Дева гордая, вздыхая,
Вслед за ним бредёт рыдая,
Может быть, вернётся к ней,
Часть любви отдав своей.
Видит, что под вязом всуе
Он Кикиморе целует
Длинный нос. «Ах ты, бандит!»
Дева пыжится, сопит,
И в ночной тиши без спросу
Бьёт Кикимору по носу.
Закричала та:  «Ой-ой!
Брат мой милый, Водяной,
Да и ты племянник, Леший,
Поспешайте вплавь иль пеши,
Наподдайте деве той,
Защитите статус мой».
Те, как деву увидали,
Тумаков ей наподдали.
Наподдали тумаков,
Сгинув враз без лишних слов.

   Дева в лес, а ночь глухая.
Бродит нечисть здесь лихая.
Оступилась дева там,
Прислонилась к воротам.
Здесь Кощея явно царство:
В чёрном мраке всё убранство,
Где Кощей, трёхглавый Змей
Водку пьют, вкусивши щей.
Пьёт Кощей – переживает,
Змей-то в три горла лакает!
Льёт Кощей вино в нутро,
Да без пользы: там пусто.
Змей Горыныч не пьянеет:
Голова одна светлее,
А другая – чуть пьяна,
Третья вдрызг – и ей хана!
Вот такой есть дар чудесный.
Целый год он пьёт, а трезвый.
Слышит трезвая глава:
Кто-то стукнул в ворота.
И тогда она Кощею,
Коромыслом выгнув шею,
Шевельнув чуть-чуть хвостом,
Молвит русским языком:
«Эй, Бессмертный, очевидно,
Гости к нам.  Ни зги не видно.
Изрыгну огонь в сей час,
Двор осветится тотчас.
И гостей мы попугаем.
Веселей гляди!  Гуляем!»
Осветило пламя двор.
Видят: девы блудной взор,
Что испуганно прижалась,
Право, чуть в забор не вжалась.
«Ты зачем пришла, скажи
Да всю правду доложи, -
Ей Кощей. - Эй, ты, послушай,
С нами водочки откушай.
Может, сможем чем помочь,
Карты выложим точь в точь –
Есть у нас такая сила».
Дева стопку пригубила,
И расплакалась навзрыд:
«Ванька люб, но говорит,
Что любви моей не внемлет,
Душу Божью не приемлет.
Оттолкнул любовь мою.
Ну, ему я «насолю».
Распустил Бессмертный кости,
Напряглись Кощея мощи.
«Будешь, - молвит, - мне женой,
И владеть моей казной».
Стал Бессмертный сватать деву:
«Не упрямься!  Ближе к делу.
Быстро свадьбу сотворим,
А Ивана в пыль, засим
Пыль развеет этот Змей,
Хоть за  тридевять земель».
Дева вмиг тут отрезвела:
«Замуж выйти?  Эко дело!
Ты, Кощеюшка, окстись
Да с костями разберись.
Чтобы я, краса-девица…
Да на мне ль тебе жениться?!
Не тревожь своих мощей,
Сгинь ты, проклятый Кощей!
Вон с трёхглавым пей-ка водку».
Змей заржал словам вдогонку.
«Ты, Кощеюшка, чудак.
Я ж давно смеялся так.
Так с тобой не говорили
Голоса нечистой силы.
Ох!  От смеха я помру.
Ты погодь – слезу утру».
«Сжечь велю тебя я Змею.
Прах твой по миру развею.
Посажу тебя на кол,-
Был Бессмертный в гневе зол, -
Прекращаем мы пирушку.
Превращай её в лягушку.
Или нет… постой… постой…
Быть те бабою Ягой!
В доме, что на курьих ножках,
Будешь жить с одним окошком».
Осознав нечистых явь,
Чёртом хоть, хоть ведьмой правь.
В миг тот дева постарела.
Свой удел Яги узрела.
В ступе ездит, на метле.
Жизнь её теперь во мгле.
И сейчас та молодица
Не красавица-девица:
Костяная старушня.
Дрожь находит на меня.
Ребятню Ягой пугают,
Сказки разные слагают,
Что с нечистой силой-де
Козни вьёт в своём  «гнезде».

   А мораль сего памфлета
За строкою скрыта где-то:
Рангом высшим не гордись,
Возносясь случайно ввысь,
Не кичись своей красою -
Будешь бабою Ягою!

                Ноябрь 2009 г.