Один, два, три, четыре.… Недаром человеческая система счисления начинается с единицы. Одиночество – точка отсчета жизни каждого человека, его спасение и его проклятие, единственно возможное состояние души.
Он родился. Он родился человеком. В этом было счастье его и несчастье. Родиться человеком означает родиться способным любить и ненавидеть, означает нуждаться в других людях и избегать их, означает, что тебе свойственны все противоречия этого человеческого мира…
Закрой глаза... Насладись одним мгновением своей жизни... Открой для себя музыкальную фразу, которую слышал сотни раз, но так ни разу до этого и не услышал; птицу, поющую за окном; ветер, ласкающий верхушки деревьев; запах листвы, еще не опавшей с дерева на землю, земли, уже простившейся с летним теплом, но еще не готовой к зимнему холоду... И когда ты сполна насладишься тем, что тебя окружает, напьешься допьяна жизнью, которую невозможно отменить, можно только не заметить, тогда ты найдешь в себе силы стать ее частью, слиться с ней, продолжить жить…. Как жаль, что счастье не существования, а жизни дано столь немногим!!! Как жаль, что каждый из нас стремится замкнуться на своих бедах, утонуть в них, вместо того, чтобы дарить счастье самому себе и тем, кто тебя окружает!!! Так и он, как и любой из нас, был готов упиваться своими мнимыми страданиями и неудачами…
Жизнь его сложилась так, что он не был готов верить людям, всегда ждал от каждого предательства, удара в спину… Одиночество давно стало его постоянным спутником, он привык к нему и совсем не готов был от него отказаться! При всей его любви к женщинам и постоянному увлечению ими, он никогда не осмеливался подпустить хотя бы одну из них к себе поближе, дать ей возможность разбить ледяные торосы, которые его жесткий характер наморозил вокруг его жизни, и которые делали его одиночество все более и более полным. Лишь две женщины в его жизни были удостоены чести приблизиться к нему и обе были опалены его холодом словно огнем… Одна из них была его сестрой, а со второй он долго поддерживал дружеские отношения, но стоило лишь попробовать перевести эти отношения в сферу романтики, как им пришел немедленный конец. Он ужасно испугался…. Он сломался настолько быстро, что это казалось невероятным. Женщину, на которой он впоследствии женился, он так никогда и не смог сделать счастливой, дочь свою никогда не любил, а с определенного момента ограничивался только мимолетными отношениями с противоположным полом….
Неуемную свою жажду свободы списывал он на тяжелую жизнь, на те испытания, что выпали ему на пути. Тем же оправдывал он и свою жесткость, и ту боль, которую зачастую заставлял испытывать окружающих. Замкнувшись на своей работе, лишь ей отдавал он все свое время и силы, лишь своим служащим по-настоящему уделял внимание, лишь о них способен был заботиться. И очень долго, почти целую жизнь, не ощущал потребности в человеке, который был бы рядом с ним в радости и горе, как велит Господь, разделил бы с ним всю жизнь….
***
Она сама не знала, в какой момент, взглянув в его глаза, поняла, что пропала. Пропала окончательно и бесповоротно. Когда утонула в этих голубых глазах, когда впервые захотела прикоснуться к его вьющимся черным волосам, когда в ее сердце поселилась неизбывная любовная тоска.… И вот она снова не спит ночами, снова видит в зеркале вместо своего его отражение, снова при его появлении по телу пробегает сладкая дрожь…
В ее жизни в самого начала чего-то не хватало. То ли чего-то, то ли кого-то.… Где-то в самой глубине сердца затаилась горечь и грусть, и нельзя было ее ни избежать, ни забыть о ней. Ей хотелось самых простых вещей: быть любимой, быть счастливой, быть защищаемой и оберегаемой. Быть любимой. Как мало и как много одновременно…. Ей, вот такой, какая она есть на самом деле: a little mad, а little fat, ей – и быть любимой? Она, пожалуй, и сама всерьез не верила в возможность такого чуда. Ей казалось, что на свете есть так много людей, более достойных любви, чем она, что даже сама мечта о любви казалась ей греховной. Никогда не смела она считать себя красивой, однако в какой-то момент поняла она, что это так. Как пришло к ней осознание этого факта, она и сама не знала. То ли по-новому оценила провожавшие ее по улице взгляды мужчин, то ли, в какой-то момент, просто ее отражение в зеркале по-другому взглянуло на нее? Осознание собственной привлекательности пришло, но и тоска осталась. Такое странное сочетание….
***
Он делился с ней всем – сокровенными мыслями, мечтами, всеми помыслами. Нет, нет, ее мечта о любви не сбылась. Нет, он не заметил лучистых, светящихся от любви глаз, произносящих его имя с благоговейным трепетом губ, дрожащих, боящихся прикоснуться к нему рук. Он не заметил чистой души, золота высшей пробы, бриллианта чистейшей воды. Он не увидел человека, готового отдать ему все самое дорогое, пожертвовать всем ради него.
Внимание приятно всем. Каждому греет душу чужой интерес, сопереживание, сочувствие. Как принимают в свой дом бродячую собаку, так и он, без злого умысла, не держа камня за пазухой, принял ее в свою душу, чтобы она согрела его своим теплом. И она, не знавшая счастья, отдавала самое себя, чтобы ему стало хоть немного теплее в этом, чуждом ему мире.
Он делился с ней всем – мечтами о будущем, своими бедами и огорчениями, обидами, надеждами, встречами и расставаниями, желанием женщины и расставанием после любви. Он делился с ней всем, и все было принято ею и пропущено через призму ее любви, чтобы напитать любое событие его жизни радостью и обратить его ему во благо. Она не понимала себя – все в нем было ей близко, все дорого. Она понимала и принимала его таким, каким он был, со всеми его достоинствами и недостатками, сильными и слабыми сторонами. Она сама переживала чувства женщин, любивших его, ненавидела тех, что его отвергали.
Никто еще не придумал иного способа любить, никто еще не придумал иного способа ненавидеть. Все, что он делал, было свято, любое его желание следовало исполнить…. Что может быть слаще, что может быть страшнее слепой преданности?
Весь ужас в том, что никто не может сказать, когда это кончится, когда звук его имени перестанет причинять такую боль, словно сердце разрывается на части, когда каждая улица или переулок, по которому шли вдвоем становится путем на Голгофу для одного. Никто не может ничего утверждать наверняка. Это может пройти на следующий день, а может длиться вечно. Господь не дает нам больше испытаний, чем мы можем вынести. Так сказано в Библии. Однако порой нам кажется, что самое малое из этих испытаний ложится на наши плечи таким грузом, который, кажется, может придавить к земле и более сильного человека. Человеку свойственно преувеличивать свои страдания, сильнее переживать свои тревоги.
Она любила его всего семь лет, но ей казалось, что она любит его всю свою жизнь. Ей казалось, что она родилась с этим чувством, что она ляжет с ним в могилу. Магическое число – семь.… Одним оно приносит счастье, других уничтожает…. Она любила его целых семь лет. В ее тридцать уже глупо было по-детски мечтать о романтике, но было самое время мещански выйти замуж и родить двоих детей. И, однако же, даже мысль об этом не приходила в ее начинающую тайком седеть голову! Вот уже семь лет как ее мысли были населены одним лишь человеком, тем, кому она была нужна. Нужна, как интересный и умный собеседник, нужна, как нужен бывает психоаналитик. Несмотря на все это, он был единственной реальностью ее жизни, единственной радостью, единственным утешением и поддержкой.
***
Телефон звонил настойчиво, неумолчно, беспощадно портя это воскресное утро. Его настырный звонок привел его в бешенство, и он снял трубку. На его резкое «Алло!!!» (немудрено, часы показывали семь утра, нужно же показать человеку, что он был неправ, решив беспокоить ни в чем не повинного человека в такую рань!) ответом было какое-то неловкое молчание. Он повторил «алло!!!» еще резче, потом еще, почти озлобленно. Женский голос на другом конце провода тихо, немного смущенно, произнес: «Добрый день! Прошу прощения, кажется, я Вас побеспокоила…. Надеюсь, Вас не затруднит пригласить к телефону Екатерину?» Голос был низковатый, чуть с хрипотцой. Приятный, черт возьми, голос, даже для семи часов утра. Однако он счел своим долгом проворчать в трубку: «Ну, во-первых, для дня еще несколько рановато, а, кроме того, Вы ошиблись номером, никакая Екатерина здесь не проживает!!!» Раздражение его почему-то прошло, он даже почувствовал досаду оттого, что эта женщина…, что вся эта ситуация…, словом он затруднился объяснить самому себе, что это его так расстроило.
- Прошу прощения, но это номер 744-1318?»
- Совершенно верно…,- он почему-то не удивился.
- Очень странно, я была совершенно уверена, что номер верный. Впрочем, прошу прощения, что побеспокоила Вас в такую рань….
- Ну что Вы,- произнес он поспешно. – Теперь я обязательно должен разобраться, что за странная леди выдает мой номер телефона за свой! Вас не затруднит сообщить мне фамилию этой загадочной Екатерины?
- Я сожалею, но я не знаю ее фамилии. Мы с ней почти не знакомы. Видите ли, мы…. Впрочем, Вас это, должно быть, не интересует.
- Отчего же, напротив! Возможно, Ваш рассказ прояснит ее таинственную личность!
Словом, разговор продолжался, перейдя от Екатерины, с которой незнакомка несколько раз встречалась в гостях у друзей, та обещала помочь ей с работой, дала телефон и пропала, к каким-то отвлеченным темам, погоде, общемировой обстановке….
Наконец, обсудив все вопросы, которые позволительно затрагивать, не переходя на личности, незнакомка вдруг поспешно произнесла, что ей пора бежать; что она ужасно опаздывает на ужасно важную встречу; что ей было ужасно приятно, что он оказался ужасно любезным и ужасно приятным собеседником, и… повесила трубку.
Он с минуту разочарованно постоял у телефона. Он ведь как раз собирался спросить, как ее зовут, и попытаться пригласить ее куда-нибудь. Взгляд на часы. Девять двадцать три. С изумлением отметил новый рекорд общительности, отправился готовить завтрак.
***
Несомненно, неожиданным был этот звонок в субботу вечером…. Знакомый голос тихо произнес:
- Надеюсь, я не слишком поздно…. Добрый вечер! Боюсь, что с моей стороны было самонадеянно вновь набрать Ваш номер, но наша беседа в воскресенье была такой интересной, что я позволила себе….
Только в этот момент он понял, что всю неделю жалел о том, что так внезапно лишился этой женщины на другом конце провода, которую так же внезапно обрел! Хотя, можно ли говорить об обретении в данной ситуации? И вдруг понял он, что ни единой душе не сказал он об этом звонке в воскресенье. И совсем не потому, что упустил этот малозначительный факт из памяти, но потому, что слишком личным было это воспоминание!
- Ну что Вы! Я очень рад Вашему звонку! Вы так поспешно попрощались со мной в прошлый раз…. Мне кажется, что мы многое еще могли бы обсудить!
Непринужденная беседа о пустяках продолжалась почти три часа! Однако как только он собрался перейти к вопросу, который интересовал его больше всего, она начала прощаться. И снова он не успел спросить ни ее имени, ни номера телефона.
***
Со временем он привык к этой жизни, к этой женщине, узнал, что зовут ее Мария, что она любит мороженое и лето, цветы и гулять босиком по пляжу, ненавидит свою работу, всегда мечтала иметь собаку, но никогда не могла себе этого позволить….
Он ждал ее звонка каждые выходные, как ждут смерти безнадежно больные, как ждут первого солнечного луча вампиры-нетопыри. Так ждут того, что непременно наступит, чего нельзя избежать, чего ты боишься, но и всем сердцем желаешь! Так он желал слышать ее голос, узнавать все новые и новые подробности ее жизни. Если она не звонила в субботу, он ждал весь день, а затем всю ночь. Он злился, начинал писать ей письмо, вспоминал, что и адреса ее он тоже не знает, как не знает и телефона. А потом, в воскресенье она звонила…. И мир снова обретал краски, снова улыбался ему через окно. И злоба его проходила.
Он почти перестал общаться с другими людьми, думая только о ней и только ею существуя. Только с ней ему было важно поделиться своими мыслями и чувствами, только ей он мог поверить все свои беды и радости, удачи и неудачи. Никого другого в его жизни больше не существовало. Даже та, что долгие годы была его наперсницей, не знала о существовании этой второй, эфемерной, телефонной жизни, об этом чувстве, которое он не смел назвать любовью! Да он и не мог говорить о ней! И это была не только физическая невозможность осквернить то, что с ним происходило, пустыми разговорами, но и простое нежелание с кем – либо общаться! Даже с той, что была ему опорой, лучшей, чем его собственные родители! Его жизнь просто не могла вместить что-то еще, кого-то еще кроме нее, поскольку она стала смыслом его жизни….
Они говорили часами, обо всем, что только могут обсудить люди, чьи интересы схожи, чьи вкусы почти полностью совпадают, которые если в чем-то и расходятся, то эти расхождения не неприятны, но создают атмосферу, не позволяющую заскучать, придающую отношениям необходимую остроту, не дающую им сделаться пресными. Они говорили о работе, о проблемах, об удачах; о досуге, о книгах, о музыке, о театре, о фильмах; о любимых и нелюбимых животных; рассказывали друг другу смешные и грустные истории из жизни….
Его всегда удивляло, что она, столь откровенно рассказывающая о своих интересах, о своем характере, так свободно судящая о жизни, никак не хочет подпустить его ближе, предпочитая общение на расстоянии, по телефону, их встрече. Он был просто уверен, что она прекрасна, что у нее чудесные глаза, восхитительные мягкие волосы, красивые, нежные руки, фигура, от которой невозможно отвести взгляд, плавная, женственная походка. И он стал настаивать на их встрече. Он прилагал все усилия, включал все свое обаяние, был нежен, был ласков, но упорен. И наконец она сдалась.
Нет, она не согласилась на встречу, но обещала, что он узнает, как она выглядит. Постепенно.
***
В понедельник, вернувшись домой с работы, он обнаружил конверт в почтовом ящике. Ни отправителя, ни адресата. Просто белый конверт. Он посмотрел на свет – внутри что-то темнело. Нечто было плотнее, чем обычная бумага, но мягче картона, неправильной формы.
Он вскрыл конверт. Внутри лежала часть фотографии. Только глаза. Чистые, как у младенца, небесно-голубые, нежные глаза смотрели на него, и, казалось, только его всю жизнь и ждали, только ему готовы были открыть всю свою глубину! Никогда ранее не видел он таких глаз, подобного выражения, такой ласки, такого сопереживания, никогда раньше его сердце так не билось, в предвкушении того, что он может увидеть и остальное!
За неделю он собрал почти все части фотографии. Прекрасные, длинные, волнистые волосы, цвета темного золота; шея, покатые белые плечи, выглядывавшие из декольте; руки, созданные для того, чтобы ласкать, чтобы утешить, умерить любую боль; фигура Венеры, только одетая в струящееся светлое летнее платье; ножки, стройные, такие, каких не пропустит ни один мужчина, какие чудесно смотрятся в элегантных лодочках на высоком каблуке, чья походка не может не быть царственной. Все части фотографии он наклеил на лист бумаги. Удивительное, ни с чем не сравнимое удовольствие испытывал он, спеша вечером домой, стремясь скорее войти в свой подъезд, с тем, чтобы дрожащими руками достать конверт, который словно бы ждал его!
***
Наконец, настала суббота. Он ждал ее с нетерпением. В эти дни решалась судьба его, вся его прошлая жизнь была забыта, будущее рисовалось ему прекрасным, полным безграничного счастья! Казалось ему, что ничто уже не может изменить того, что ему предначертано, отвратить от него счастье, сделать его невозможным. Поэтому, проснувшись в субботу утром, он, будучи уверен, что конверт уже ждет его внизу, не торопился, предвкушал, смаковал ожидание. Не спеша, позавтракал, не расстроился телефонному звонку старого приятеля, с которым, неожиданно для того, проболтал полчаса и был удивительно приветлив. Как-то особенно тщательно оделся и пошел в магазин. Спускаясь по лестнице, прошел мимо почтового ящика. Заметил белеющий конверт, со сжатым сердцем прошел мимо. Он просто не мог сразу достать письма. Открыть его так сразу. Нарушить его тайну. Для него это было больше, чем знакомство, это был ритуал.
Не торопясь, прошелся он по магазинам. Кроме продуктов купил длинную белую свечу, бутылку хорошего вина и сигару. В нем вдруг проснулся аристократ. Он просто не мог по-другому впервые взглянуть на ее лицо, которое сегодня должно было предстать перед ним.
Наконец, он добрался до дома, достал конверт из ящика…. Словно самую дорогую реликвию нес он его по лестнице в свою обитель.
***
И вот, час настал. Шторы задернуты, горит свеча на столе, вино открыто и налито в бокал, прямо перед ним лежит лист бумаги, с наклеенными на него частями фотографии….
Вот он, момент истины – конверт вскрыт! В нем часть, последняя часть фотографии и листок бумаги. Отбросив листок, он приложил последнюю часть к фото и застыл. Меньше всего на свете он ожидал этого, лучше других он знал это лицо.
Он делился с ней всем – мечтами о будущем, своими бедами и огорчениями, обидами, надеждами, встречами и расставаниями, желанием женщины и расставанием после любви. Он делился с ней всем, и все было принято ею и пропущено через призму ее любви, чтобы напитать любое событие его жизни радостью и обратить его ему во благо. Все в нем было ей близко, все дорого. Она понимала и принимала его таким, каким он был, со всеми его достоинствами и недостатками, сильными и слабыми сторонами. Она сама переживала чувства женщин, любивших его, ненавидела тех, что его отвергали.
Он делился с ней всем – сокровенными мыслями, мечтами, всеми помыслами. Но он не заметил лучистых, светящихся от любви глаз, произносящих его имя с благоговейным трепетом губ, дрожащих, боящихся прикоснуться к нему рук. Он не заметил чистой души, золота высшей пробы, бриллианта чистейшей воды. Он не увидел человека, готового отдать ему все самое дорогое, пожертвовать всем ради него.
Он смог увидеть это только тогда, когда она смогла на расстоянии занять свое место в его сердце, когда больше жизни возжелал он встречи с ней, когда она стала его мечтой и его реальностью. Он смог увидеть все это тогда, когда она своей волей собрала для него по частям самое себя: свою душу, свое сердце, свое лицо….
Он просто не мог это осмыслить! Как он мог не узнать ее? Не узнать ее голос, который он так хорошо знал, ее интонации, ее шутки, наконец, ее внешность? Ведь он так часто видел ее!!! Но видел ли? Знал ли он, что она прекрасна как душой, так и телом? Знал ли, что она близка ему как никто на свете, что она одна способна понять его, простить абсолютно все? Он не видел и самого себя! Не понимал, насколько он любил ее все эти годы, как она была ему нужна, как она поддерживала его, как помогала, как принимала все то, что он делал!
Его взгляд упал на листок бумаги на столе….
***
«Добрый день! Прошу прощения, кажется, я Вас побеспокоила…. Вот так все и началось. Много-много лет назад, сама не знаю как, я влюбилась. Влюбилась на всю жизнь и даже дольше. Думаю, не стоит пересказывать нашу историю, но стоит рассказать мою! Я никогда не верила в возможность любви для себя, но всегда знала, что я-то способна любить. Когда я встретила тебя, я сразу поняла: «Вот моя судьба!!!» Однако, ты не считал меня своей судьбой. Ты принимал меня, как принимают лекарство. Что ж, чтобы выжить, человеку нужен человек! Ты же должен выжить в любом случае!
И вот однажды, в этот день мне было как-то особенно тоскливо, я решила позвонить тебе, поговорить по душам. Было воскресенье, раннее утро. Мне ужасно хотелось сказать тебе правду, рассказать о своих чувствах, о мечтах, которые я тайком лелеяла все эти годы! Но твой голос был так резок…. Молчать показалось мне невежливым, и я пробормотала эту, единственную пришедшую от смущения мне в голову, фразу: «Добрый день! Прошу прощения, кажется, я Вас побеспокоила….» И тут я поняла, что ты меня не узнал, и меня осенила сумасшедшая мысль! Вот так все и началось….
Я ни разу не пожалела о той игре, которую начала с тобой, до тех пор, пока ты не стал настаивать на нашей встрече. Я знаю тебя много лет, но мне трудно было даже представить твою реакцию, когда ты узнаешь, что та женщина, с которой ты общался по телефону, та, с кем ты был так откровенен, и, смею надеяться, чувствовал себя свободно, та, к которой, как мне кажется, ты испытывал добрые чувства, эта женщина – всего лишь я…. Серая мышка, которую ты никогда не замечал, которая всегда была слишком ничтожна для тебя. Тогда, снова пришло решение: я стала подкладывать в твой почтовый ящик части моей фотографии, и каждый день с ужасом ждала твоего звонка, твоих проклятий в мой адрес за этот обман, если вдруг ты узнаешь меня по тем частям фотографии, что ты уже увидел. Мне все время казалось, что вот-вот ты меня узнаешь, но ты не узнавал. Ты меня никогда по-настоящему не видел. Наконец сегодня день настал. Тот день, когда мой обман должен был обязательно раскрыться. И я приняла еще одно решение. В семь утра я положу последнюю часть фотографии в твой ящик, вернусь домой, и буду ждать три часа. Ты никогда не встаешь позже девяти. Следовательно, даже если ты встанешь в этот час, у тебя будет еще целый час на то, чтобы достать конверт, дополнить фотографию и понять, кто на ней изображен, а, кроме того, прочитать это письмо. В том случае, если тебе не будет неприятно то, что ты увидишь, у тебя будет достаточно времени, чтобы сказать мне об этом. Если же я не получу от тебя никакого известия в течение этого времени, я буду знать, что доставила тебе неприятности своим обманом, а значит у меня не будет больше никаких надежд, значит, в моей жизни больше не будет смысла. В любом случае, прости меня, если сможешь!!! Все готово. Теперь от тебя зависит, перерубить ли ту ниточку, на которой держится моя жизнь….»
***
На часах было три часа дня….