Лица Миннесоты

Игорь Дадашев
иммигрантские истории

Заснеженный Миннеаполис. Сугробы на обочинах дорог уже встречаются выше человеческого роста. На шоссе заторы. Местные русскоязычные не говорят «пробки». Они используют слово «траффик». Здесь, не так как в Нью-Йорке на Брайтон Бич, где в русской бакалее мясистая дородная продавщица непременно спросит у покупающего колбасу: «Вам как отвэсить, одним писом (то есть, целым куском), или послайсить (нарезать)». Особенности бруклинского наречия русского языка, вернее смеси одесского говора с нижне нью-йоркским, давно уже стали притчей во языцех. Как и всевозможные анекдоты на эту же тему. Сюжет может варьироваться от автодорожного недоразумения, до трагедии на море, но резюме всегда одно и тоже.
Скажем, в центре Брайтон Бич стоят и разговаривают двое наших. Возле них останавливается машина. Открывается окошко. Американец спрашивает: “Excuse me, where is Ocean Parkway drive?”. Наши молчат. Он повторяет несколько раз свою фразу. Сперва по слогам, потом по буквам. Махает рукой и уезжает.
То же самое происходит на побережье. В том же районе Брайтон Бич. Везде висит реклама пива Балтика, надписи на русском и на английском. Поскрипывает песочек под ногами. Плещутся волны Атлантического океана. На лавочке сидят двое наших. Вдруг со стороны океана раздается истошный вопль: “Help! Help!”. Наши сидят и ноль внимания, фунт презрения. Через несколько минут крики затихают.
Общая фраза для обоих анекдотов: «Ну и что, Моня, помог ему его английский?»
Миннеаполис. Латинский квартал. Нет, не такой, что в Париже. Это квартал, где обосновались выходцы из Латинской Америки. Бедняцкий, в общем-то квартал. Мимо нас ленивой и скучающей походкой проходит чернокожий парень лет двадцати пяти. Бедно одетый. В тоненькую курточку на рыбьем меху. С  шерстяной вязаной шапочкой на голове. Одежда заношена. В заплатках и пятнах грязи. В одной руке он держит пластиковую бутылочку с каким-то красным безалкогольным напитком, типа морса. Но это не морс, а что-то сильно газированное. Опытным взглядом он обнаруживает бычок на вершине сугробе. Свежий бычок. Но выкуренный почти до самого фильтра. Ни смущаясь и ни прячась, он поднимает бычок со снега, сует в зубы, достает зажигалку. Деловито прикуривает и идет дальше.
Благотворительный и культурный центр латинской комьюнити. Русскоязычные в Америке перенимают отдельные слова, замещая ими условно русские в своем лексиконе. Понятно, что такие термины, как «соцуим», «коммуна» и так далее, тоже родились не на просторах Среднерусской возвышенности, а на Аппенинах. Там где Спартак водил своих восставших рабов, как Моисей по Синайской пустыне. Или Ганнибал со своими слонами путешествовал по стране оливковых садов и спагетти-вестернов. Но вот русский иммигрант едет на работу. Движется он не по шоссе, а по фривэю. Он может быть активистом своей комьюнити, а не общины. Ему надо выплачивать моргич или лоун за дом, машину, колледж. Кстати, здесь произносят не колледж, а «кАлыч». Пал Палыч поступил в Текникал Калыч. То есть, в техникум.
Персонал и клиенты этого латинского культурного центра в большинстве своем не имеют легального статуса. Но комьюнити помогает бедным беженцам, которые искейпнули от бедности, от нищеты на родине. Из уст русскоязычного скорее выскочит слово «рефьюджи-и-И», чем беженец. Гаити. Эль Сальвадор. Мексика. Перу. Арджинтина. Эквадор. Юругвай. Мама рОдная, прощай!
Латиноамериканские смуглокожие, приземистые женщины. Индейская кровь превышает процент испанской. Потомки ацтеков, майа, инков. Хуаниты, Мариты, Консуэло, Хулии, Ховиты, Анны-Марии, Розы, Лилии, Эсмеральды...
Когда я впервые приехала в Миннеаполис, я повсюду ходила, удивляясь, и постоянно крестилась. Ведь я католичка. А тут столько храмов. И на всех кресты. Меня спрашивала тетя, почему ты крестишься? А как же мне не креститься? Такая благодать! Столько католических храмов на каждом шагу! Глупая, сказала мне тетя, на самом деле, тут не очень много католических храмов. Гораздо больше методистских, баптистких, пресвитерианских, православных, ливанских, коптских, лютеранских. Смотри на вывески их и читай. Господи, а я ведь не только по-английски, я и по испански-то читать не умею. У себя в селении мы только на своем языке говорили. А испанский у нас в школе только проходили. Да я в школу-то и не ходила. Так что по-испански слабо говорю. А писать или читать я вовсе не обучена. Просто я так понимаю, если храм похож на наш, на католический, на испанский, то есть, для меня не важно, какой он. Был бы крест на колокольне.
Зачем, по какой причине Вы приехали сюда, уважаемая?
В ответ слезы и истерика...
Некрасивая, рано постаревшая индейская женщина из мексиканского захолустья...
Заснеженный Сент-Пол. Столица штата. На другой стороне Миссисипи. Когда-то эти два города, Сент-Пол и Миннеаполис, были разными. Нынче они давно слились в единый мегаполис, который так и называется – Города Близнецы. Или Твин Ситиз.
Другой район. Другая комьюнити. Хмонгская. Американцы не произносят первую глухую согласную и смягчают последний звук. Мо-онк комьюнити. Племя мяо, племя горцев, живших в Китае, Вьетнаме, Лаосе и Таиланде. Они различаются по своим наречиям, как разные славянские племена. Они различаются по своим верования. Частью христиане, крещенные еще французами-колонизаторами, частью шаманисты. Не везло племени мяо, племени хмонгов. В Китае их не любили, гоняли. Во Вьетнаме их недолюбливали. В Лаосе тоже.
Во время войны народ хмонгов чуть ли не полностью встал на сторону американцев. ЦРУ формировало из них и подразделения диверсантов, и целые армейские полки, бригады. После войны, когда последние американцы эвакуировались с крыши посольства в Сайгоне, победители не забыли хмонгам службу в американских частях и разведки. Кто-то из хмонгов успел бежать вместе с американцами, кто-то через границу бежал в соседние Лаос и Таиланд. В Лаосе тоже победили коммунисты. Так что и там жизнь хмонгов не была похожа на рай. Несчастные горцы тысячами просачивались через границу и оседали в Таиланде. У кого получалось, перебирались в США.
Молодая девушка. Дочь активных участников войны во Вьетнаме. Родилась в Америке. Двуязычная, хотя ее английский, наверняка, лучше и чище родного. Как у многих детей иммигрантов, родившихся уже в США. Лесбиянка. Поэтесса. Автор рэп-песен. Типично азиатское, монголоидное лицо. На взгляд белого европеоида все азиатские лица похожи, весьма типичны. Хотя между собой они хорошо разбирают, кто японец, кто китаец, кореец, вьетнамец, монгол и так далее. Говорят, что на взгляд монголоидов лица белых людей, европейцев и американцев тоже сливаются. И необходимо время и опыт, чтобы научиться различать национальные особенности азиатских физиономий.
Беседа протекает непринужденно и многоречиво. Девушка рассказывает о себе легко и спокойно. Очень откровенно, так что приходится ее порой останавливать, если она вдруг начинает углубляться в интимные подробности, которые могли бы шокировать или не понравится, скажем, ее родителям. Понимаете, Вы не должны рассказывать о себе таких вещей, которые, после обнародования могут повредить Вам.
Окей, я поняла. Продолжим...
О чем ее ни спроси, она постоянно уводила разговор на проблемы и права ЛГБТ сообщества (лесбинянки, геи, бисексуалы, трансгендеры), так что это напоминало анекдот о студенте биофака, который выучил лишь один вопрос перед экзаменом – строение блохи. Вот идет экзамен, он вытягивает билет. Первый вопрос, собаки. Отлично! Собака, говорит он, из семейства псовых. У собак имеются блохи. Ну и дальше чешет всю главу из учебника о блохах. Второй вопрос, кошки. Отлично, господин профессор! Кошки принадлежат к семейству кошачьих. У них часто встречаются блохи. И опять все про блох повторяет. Третий вопрос, рыба осетр. Да-а-а! Рыба осетр. Из семейства осетровых. Чешуи не имеет. Потому является запрещенной едой в исламе. Но вкусна! Так что специальным разрешением мулл в Иране разрешено есть осетров. Что еще? Да, живет в воде. Блох не имеет. Но если бы осетр имел шерсть, то среди шерстинок обязательно были бы блохи...
Ну и дальше опять повторяет все про строение блохи...
С этой девушкой-хмонгом та же история. Что Вы думаете о судьбах своих соотечественников, оказавшихся беженцами в Америке, о тех хмонгах, что десятилетиями жили в лагерях беженцев в Таиланде, пока год назад их не стали переселять обратно во Вьетнам и Лаос по решению ООН?
Понимаете, это мой народ. Я ощущаю себя его частицей. Хочу чтобы во мне видели истинную дочь хмонгского народа. И не смотрели как на отщепенку из-за моей сексуальной ориентации. Потому что я лесбиянка и горда этим...
Далее следует монолог о гей-культуре минут на двадцать.
Другие вопросы. О семье, о традициях национальных, о ее поэзии, об общественной деятельности, о работе волонтером в этом центре.
Окей. Семья у меня нормальная, такая же как у всех. Но я лесбиянка...
Традиции? Я не особенно придерживаюсь нашей традиционной кухни, потому что два месяца назад я стала вегетарианкой, а мои родители очень любят курочку. Но самое главное, что я – лесбиянка...
Наша религия? Понимаете, я атеистка. Мои родители – шаманисты. Я могла бы разделять их верования, но шаманизм предусматривает жертвоприношения животных и потом поедания их плоти. А для меня это неприемлемо, потому что я вегетарианка. Но самое главное, что я лесбиянка...
Таким образом и прошло все интервью. В бесконечных рассказах о том, как ее с детства не любила и не ласкала скупая на эмоции мама. Потому что в их традиции не принято проявлять особую чувствительность. А девочка все время спрашивала, мама, ты любишь меня, ну скажи, ты любишь меня?
Она говорила обо всех своих многочисленных партнерах. Вернее, партнершах. Ведь в английском языке нет разницы между партнером мужского и женского рода...
Она говорила, что в гей-сообществе ее признали и обласкали. И теперь она хочет добиться того же и в национальной диаспоре. Чтобы в нее не тыкали пальцем и не говорили за ее спиной, вот идет грязная лесбиянка. Но приняли, как равную. И даже более, чем равную. Об этом она пишет в своих стихах. Декламирует в реп-речитативах. Низенькая, полнеющая девушка с грустным лицом. В черной кофточке и тугих черных лосинах, обтягивающих ее полные ноги. Без юбки. Просто колготки.
Молодежный центр хмонгского комьюнити заставлен звуковой аппаратарой для рэп-исполнителей. Увешан фотографиями времен вьетнамской войны и картинами авангардистов-примитивистов. Тут же холодильник, компьютеры. Диваны. Пара подростков рубятся в комьютерные игры. Еще одна девушка ест. Разогретую лапшу с какими-то моллюсками. Шумит чайник. Гудит микроволновка. За окном миннесотская ночь опускается на столицу штата Сент-Пол.
       
21 декабря 2010 г.