Пригоршней звёзд чуть теплился камин,
смотрели сосны грозно и угрюмо,
когда примчался горький, как хинин,
полночный вздох хребтов Каракорума.
Завыл в трубе голодной сворой псов,
метнул в стекло охапку снежной пыли,
кряхтя, схватился за дверной засов,
как зубы гвозди в косяках заныли.
А мастер грел в руках бокал с вином,
смотрел в окно на снежное бесчинство,
на Чогори, бездушный, как бином,
дымился в трубке Салем, тот, что Винстон.
Буддист и гой, бродяга и поэт,
в своём влеченье к Шамбале - безбожник,
один в глуши, на склоне гор и лет,
бирюк и Божьей милостью художник.
Сереет ночь, от дальнего хребта
летит мотив знакомый с колыбели,
гимн Равидаса, в коем красота,
сиянье гор и звоны акварели.
Встаёт ваятель, он сутул и стар,
струится тень его в настенных рунах,
а он идёт, в душе звучит ситар,
и замирает у мольберта в думах…