Когда под луной становилось тесно
От бесконечно седой тоски,
Дремлющий Бог поднимался с кресла,
Хрустели старые позвонки.
Спускался хрупкий, смешной юродивый,
Бродил тропинками мрачных чащ,
В лесу было душно. И гулко, вроде бы.
Безумец плакал, а лес молчал.
День умывался Его слезами,
Сияли звезды Его огнем…
А лес из багрянца оделся в камень,
И древний Бог заблудился в нем.
Тот город кланялся тусклой радуге,
Молил обратить на себя взор и слух,
В дерьме канав приворотное снадобье
Варил из психов, убийц и шлюх.
Бог улыбался их лютой страсти,
Их рвотному счастью за горсть монет,
А люди его называли мразью
И, непременно, плевали вслед.
На грязных камнях, удивительно связно,
Старик монотонно шептал во сне:
Сожги его,
Сожги этот лес,
Сожги его к чертовой матери!
От края до края…