"Держись подальше от той работы, - любил говорить мой дед, - на которой будет неважно, что ты за человек".
Он был художником; не гениальным, но и не бездарным, скорее невезучим. Слишком странный, слишком одиночка, слишком дикий. Всего в нем было с_лишком, порой - это доходило до гротеска. "Гротеск, - улыбался он, - тоже ведь форма искусства."
Он создавал неоконченные формы, и искусство вытекало из них, как чай из надтреснутой чашки. Но он не замечал потери: он держал в руках наполненный до краёв чайник, и в глазах его жила мечта о "безумном чаепитии".
"Сначала ты ждёшь, пока закипит чайник - завариваешь, и пьёшь чай. Так и здесь. Ты ждёшь, пока мозги закипят, а потом... Главное, правильно заварить."
Никто не заходил к нему на чай. В конце концов, он сам его возненавидел. Он предпочёл ему вино - "напиток гениев" - и гениально умер в возрасте каких-то сорока пяти.
Когда его нашли (для этого пришлось взломать квартиру), то обнаружили заодно и массу надтреснутых чашечек с невыпитым чаем: заварка стекала по скатерти, образовав на клетчатом полу рыже-коричневую лужу.
Лужу вытерли тряпкой.