И вот передо мной опять открылась бездна.
Своё отображенье я увидел в ней
И ясно осознал, что был просто бездарь,
Что развлекался с нищенкой – поэзией моей.
С поэзией давно сдружился я.
В ней мне знакома каждая ложбинка.
Но, словно лбом о стену, об неё я бился –
Ответа от неё я не добился:
Глуха была поэзия моя!
К несчастья моему, она была слепа!
Что делать? К истине бываем все мы часто слепы.
И высились в моей душе-тетради склепы
Детей мертворождённого стиха.
Искусство почитая ремеслом,
Гармоньем алгебру поверив, как Сальери,
Пытался в рай открыть стихами дверь я,
Но вдохновенье от страданий не спасло!
И даже сам в себя уже теперь не верю!
Исчерпаны все темы, до одной,
Исчерпана вся жизнь, до мгновенья.
За прочною китайскою стеной
На золотой цепи держал я вдохновенье.
Но вдохновенье сорвалось с цепи…
Голодное, в безлистый лес сбежало.
А смерть ко мне протягивает жало,
Блистающее острием кинжала –
И только мрак и холод впереди!
И, равнодушные, проходят день за днём,
И новый день таким же точно будет!
И ветер безразличный сердце студит.
Куда ж по миру с нищею поэзией бредём,
Ведь нас никто нигде не любит?!