Солнце! Господи, какое сегодня было солнце! Оно обласкало весь мир, обняло своими лучами, согрело озябшие руки и души, вдохнуло жизнь в умирающие тела.
Еще один день жизни! Видеть эту лазурь небес,вдыхать пряно - солоноватый, захватывающий всё твоё существо, запах свежескошенного сена и жить. Жить целый день!
Вот цикада настроила свою скрипку, сначала песня полилась тихонько, потом громче, еще громче, и, наконец, разлилась во всю мощь.Ей завторила соседка, другая,еще и еще одна - и, вот весь луг наполнился хоровой песней цикад, их симфонией.
Незаметно подкрались лиловые сумерки, сменили Солнце, ушедшее на покой до завтрашнего утра, и, не успев насладиться по праву теплом Земли, ушли в тень.
И пала ночь.Она захватила собою всё, заполонила всю округу без остатка. Всё увела в свой радостный, залитый восточной негой плен. Он, словно цветочная патока - так сладостно одурманивает, что забываешь обо всём на свете, забываешь имя своё и самого себя, но, если вдруг ты решишь вырваться из него - не удастся! - он засасывает, обволакивает, поглощает в себя всю чужеродную волю, энергию, все посторонние мысли. Ночь царит.
Ночь - царица любви - это сказано не мною, но ведь кто-то когда-то заметил это!
Ночь... Она так блаженна, так сладострастна, что душе хочется ликовать, а телу хочется другого тела. Ощущаешь необъяснимую, неукротимую потребность ласкать и мучить, награждать и отнимать, и жечь, жечь своими ласками так, чтобы сгореть в них самому до тла, до пепла, который вновь станет плотью лишь утром.
Они лежали в копёнке сена, совсем позабыв о времени. Он нежно губами касался её губ, сосков, её упругих, словно наливные яблоки, грудей, медленно - медленно, словно в замедленной киносъёмке, провёл своим пылающим языком по её "долине кукол" - по этой сладостной тропинке между двух высоких холмов. Нашел, помогая себе губами, её нежный пупок, заглянул в него кончиком языка, и осторожно, вдыхая аромат её тела, смешанный с запахом трав, стал спускаться ниже.
Вот он добрался до её лобка, торчащий словно курган в степи, осторожно руками раздвинул её ноги и приник всем ртом к этому, источающему влагу, сосуду, дарующему жизнь. Он сосал и целовал, лизал и жалил её клитор, дразнил языком её влагалище - в ответ доносились стоны сладкой боли, радостной муки, яростной радости и желания. Желания обладать и быть отданной на волю победителя, желания отомстить ему теми же муками, но он не сдавался, он ласкал и ласкал, доводя свою подругу до исступления, лишь иногда давая ей передохнуть, целуя её бёдра и ноги, и вновь, и вновь возвращаясь к этому самому сладкому на свете дурману, истекающему из раскрывшегося навстречу его рту бутону.
Но вот он повернулся, и около её губ очутился его упругий, истекающий соком нетерпения член. Она нежно и осторожно провела языком по головке, по каньону, рассекающему его надвое, коснулась уздечки, захватила губами крайнюю плоть, а потом, раскрыв свои алые губки, обхватила этот ствол настолько плотно, как только могла. Она взялась за основание пениса правой рукой и принялась лизать его, одновременно посасывая, словно вкуснейшее на свете эскимо. Он застонал и глубже вонзил жало своего языка в её алчущую члена вагину. А она то сосала, причмокивая, пытаясь заглотить его копьё как можно глубже, то облизывала его, едва касаясь губами, то на недолго отпускала головку на волю, шаловливо обдувая своим дыханием.Затем снова провела языком по уздечке, спустившись по пульсирующей жилке дальше вниз, одарила ласками основание члена, потом - мошонку, проследовала языком ещё дальше - до самого анального отверстия...
Их тела содрогались, сплетаясь, словно змеи, в клубок, и рассыпаясь как горошины друг от друга.
Они ласкали друг друга до изнеможения - пока, не обхватив друг друга руками, не перемешав свои спутавшиеся волосы, не погрузились в короткую предутреннюю дрёму, чтобы набраться сил для новой любовной схватки.
1990.