От всей вселенной отрешенный,
тяжел ты слишком для других.
Ты воешь в бурю. Ты хрипишь от жажды,
звучишь, как арфа. Разобьется каждый,
коснувшись ненароком струн таких.
(Рильке)
Красивая ли жизнь вам снится, мёртвый сэр?!
Эсэ-сэ-сэр, в котором вам родиться сам Бог судил?!
Смежённых век ресницы - волшебною оградой, увенчали заповедный сквер,
счастливая Жар-птица в нём для дурака несчастного из ада
красного,
наземного -
награда,
он из неё не раз,
не два -
жаркое делал,
суп варил
и беспробудно спал,
и песни пел во сне,
и сказки говорил,
сидел в темнице
и горел в огне
незнания всей жалкости существованья своего -
в одном лице: ребёнок, октябрёнок, хулиган и пионер,
и комсомолец, и слепой котёнок,
и рабочий,
и солдат,
и арестант,
заливщик,
сторож,
грузчик,
путевой обходчик,
асфальтировщик,
слесарь-сборщик,
мотоциклист-регулировщик,
формовщик,
цветовод,
студент
и соросовской премии лауреат,
и целый ряд профессий прочих,
к коим он причастен был,
ещё имеется, но их опустим,
о главном скажем - он считает себя русским
большим поэтом,
ха-ха-ха,
как это грустно -
бул-бул идёт барханами
с котомкою на палке
перекинутой через плечо,
гелиотроп с гортензией из Рильке
ему глазки строят миражами
и этажами небоскрёбов угрожает
Нью-Йорк из Лорки,
на бритом черепе армейской хлоркой
номер из военного билета
провиденье выжигает,
промакивая сукровицу справкой
об освобождении
из мест лишения
свободы,
а он идёт и напевает,
и в песенках его - нет в чистом виде злобы,
бул-бул,
что означает: соловей -
роз хоросанских,
не считая поэзии персидской,
не встречая -
идёт песком горючим соли мира,
что крылья напрочь съела -
потому и -
не взлетает,
до бывшего эсэсэсэра
ему давно почти-что нет
воистину,
волнующего дела,
он чёрным -
хлеб казённый,
кровь неживую -
ржавой,
сахар -
белым
называет
и вовсе не болеет школьным от известкового ученья мелом -
мозги проела
известь страсти
справедливого мирораздела,
ха-ха -
кто смел,
тот съел,
хотя земные сласти
в конце концов -
есть достояние
первичноротой пасти,
у гениев переворотов -
деликатес червей могильных - потроха -
они насыщенней утроб обычных
представителей народа,
живущих без амбиций лишних
и без волшебного в желудке петуха,
о кронах петь заиндевелых
и снах рассветно-золотистых
с запахом рук материнских
под бритостью коробок черепных
над полосатостью роб грубых,
приговорённых
зачастую неоправданно
к расстрелу
человеков -
не поэта ли большого
из любого века
это
правды
золотая мета?!
И если вырос он -
русскоязычный -
на Пушкине,
Жуковском,
Лермонтове,
Анненском,
Цветаеве
и Мандельштаме,
и Бродском,
то наверное он -
русский
с метафизическим уклоном
кругосветным,
поскольку осознал судьбою всей,
полвека одолевшей -
убогость песен местечковых,
исполненных в пределах -
приговорённого к распаду
тела...
Гомер гуляет в его виршах
Гефсиманским садом,
Ли Бо -
Нервалю письма пишет
и голубь с Арарата
над Энеем
пролетая -
волосики на головёнках манов,
гениев
и ларов,
из под туники выглянувших тихо -
простором подышать -
колышет
взмахом крыльев,
не ведающих страха
и насилья...
Божьим даром
вспыхивают образов - от дикой жизни
диких -
лики -
в равнодушной, как и встарь
отчизне...
Красивая ли жизнь вам снится, мёртвый государь?
А женщина
без коей о поэзии нет речи -
для поэта -
вымысел всегда,
посыл для речи,
как над могилою, горящая звезда
всечеловеческого небосклона,
омытая в живой воде Второй и Чёрной речек -
сестёр Кедрона...
Проснитесь, господа! -
Сгорели в церкви, купленные вами свечи -
во избежание судьбинного суда,
пора бежать туда,
чтоб дальше жить - не зная ни труда
и ни стыда...
Увы -
такое ваше небо -
за неимением,
сжирающей смерть самоё
судьбы -
всего лишь мнение
моё.
Молчок,
поскольку помню:
"Не суди!".
Всё, что сейчас хотел - изрёк.
Машу читателям приятельски ладонью,
которой этот несъедобный
для подавляющего большинства - не сдобный
колобок,
испёк.
(Отсылка к Мандельштаму). Стих - не родственник земного хлеба.