Когда экватор пересёк уж жизни путь,
И седина давно белит виски упрямо,
Ты в изменений и измен проникни суть.
Поступки оцени свои, когда вперёд идти не удавалось прямо.
Что из того, что жизненный предел очерчен был нам небесами,
И данностей своих в себе несём мы код.
Поступков череду мы выбираем сами.
Жизнь, как игра, из многих лишь один позволит сделать ход.
Какие мы перед судом людским и божьим,
Что время, меж началом жизни и её концом вместит,
Решит, как часто мы себе кумиров сотворяли ложных,
Как каясь, верили мы в то, что Бог простит.
Когда ребёнка мозг листа пергамента и чище, и белей,
И познаванье мира в нём вершит ума палаты,
Нам в храме слово божие понять не помогал елей,
Поступков стержнем стать нам не смогли Христа догматы.
Что в заповедях тех, конечно, знали все мы понаслышке.
Послевоенных улиц городских мы аттестаты быстро получили.
Не красть, не убивать любая мать стремилась научить парнишку,
Но вере, к сожаленью, вере нас в те времена не научили.
О, если бы поступков наших стать могла опорой вера
И Библии бы суд вершащий присягал,
Мы в Вечной книге для себя всегда б нашли примеры
И почерпнуть смогли бы в ней начало всех начал.
Сиюминутность цели, способов суетность,
Эйнштейнов выводов, законов марксов, фордов
В душе, познавшей Бога, им там безответность.
Не для людей они, коль служат люмпену иль лорду.
Гражданских войн и революции стихия разрушений
Средь нас возникнуть могут в случае одном.
Одни должны отвергнуть истины Христа учений,
Другие - вере прировнять Отечество, семью и дом.
Как только мы сомнению подвергнем предков веру,
Связующие с прошлым подорвём мосты,
Терпенья ангелов, хранящих нас, мы переполним меру,
Круша иконостасы, храмы, колокольни и кресты.
Где те, кто храмы предков разрушал цинично?
Что им дало возможность память крови оскорбить?
Руси погостов чинных заменили кладбищ неприличье,
А внуки за своё безбожье получили право их судить.
Чей сын и как способен был создать законы,
Когда министр, поэт, хирург иль командарм,
Решеньем "трёх" для всех был заклеймён шпионом.
Детей их путь пролёг под сень детдомов и казарм.
Чьё молоко впитал в себя тот пахарь знаний нивы,
Тот тайный разработчик обучающих программ,
Назвав мировозданья центром тот шалаш в разливе,
Сокрыв от нас Господня Гроба Храм, Вифлеем и Иордан.
Что в детстве прочитал мальчишка, ставший генералом,
Команду давший залпу тех ракет,
С землёй смешавшего того, кто землю эту боронил оралом,
Солдатских вдов и матерей России, объединивший в траурный пикет.
Что из того, что ты не отдавал команды эти.
Ты взглядом обратись во внутрь себя.
Зачем за Бога ты решал, чтоб не рождались дети?
Не предавал ль кого и не обманывал, любя?
Всегда ль не соглашался ты с толпы судом,
Когда в тебе сопротивлялись вероломству ум и честь.
Себя и сына смог ли убедить ты в том,
Что тяжкий крест, несомый нами, есть Божий суд и за неверье месть.
Способен возраст предоставить нам сравнения возможность.
За жизнь в безбожном мире вымолить прощенье.
С двадцатым веком завершить богозабвения неосторожность.
С Россией, Бог даст, разделить её второе к вере возвращенье.