Бремя доброго человека

   
   Иногда мне кажется, что Создатель, в неизбывном своем творческом порыве, создавал нас в некотором остервенении.

  Или торопился куда-то?

  Оттого и души наши, и лучшие чувства принимают порой несколько странные формы, осмыслению не поддающиеся.

   Случались в моей жизни и беспощадные враги, и откровенные негодяи, и иные демоны, но речь нынче не о них.Они уходят, оставляя после себя страшные раны, но в ночных кошмарах к нам приходят те кого мы любили, или  те, чьей беспощадной любви, приносило нас в жертву легкомысленное время.

  А иных персонажей, что разговаривают со мной, на страницах моей неугомонной памяти, я даже и не знаю куда определить.И дела их были светлы, и души чисты, и зла они никому не желали, но вот вспомнишь и мурашки по коже.

 Что бы не быть голословным, приступим,  помолясь, рассказывать нашу странную историю, пока не закончены еще дозволенные речи.

                ***

   Зимой Восемьдесят девятого года я вылетел на подмену в Перу, вторым помощником капитана СуперАтлантика* «Григорий Оводовский», что ржавой тушей лежал на рейде Лимы.

  Подмена вещь хлопотная, суетная и бестолковая. Принимая дела, надо организовать прием продуктов, воды, топлива, подписать приемо-сдаточные акты, выпить водки со сменщиком.Надо разобраться с двумя экипажами, отделяя «чистых от нечистых»,  в основном руководствуясь степенью опьянения оных. Многих из тех, кто прилетел с тобой, ты еще не совсем твердо помнишь в лицо, и главное постараться не отправить их с «ланчей» в аэропорт, вместе со старым экипажем.

Прецеденты были.

 Некоторые жены, предвкушая праздник длинной в полгода, приходя домой с работы, впадали в шок, обретая, мирно спящую на диване, особь, которая по всем законам, должна была в поте лица трудиться на другом конце земного шара. Предвестники русского туризма, однако.

   Два дня нескончаемой суеты на жаре, почти без сна,без возможности толком смыть пот, изматывающая нервотрепка бесконечного братания двух экипажей привели мой организм, как говаривал Салтыков-Щедрин, в совершеннейшее изумление. И потому его реакция на все это безобразие была неожиданна , и весьма неприятна. Проще говоря я пошел какой-то гнусной сыпью, в самых неожиданных местах.

  Тогда-то в моей жизни и появился «цветок душистых прерий» - судовой врач Андрей Парамонович, весельчак, балагур, и к моему несчастью, искренне увлеченный своим делом человек. Клятва Гиппократа, прочитанная им в юности, указала ему цель жизни и он беспощадно следовал ей до конца.

   Судовые врачи – это вообще отдельная песня. Баллада в багровых тонах. На судовом жаргоне их ласково называют – «Конь».
 
   Только в этом рейсе я понял почему.

   В те годы на суда посылали врачей заработать, а не лечить людей. Среди них попадались люди весьма странной специализации, и «детский диетолог», например, была еще не самой экзотической. Но они, по крайней мере не старались лечить моряков, памятуя о не до конца изученных наукой, некоторых странных особенностях их метаболизма. Они просто следовали чеканной логике Гиппократовой сентенции – «Не навреди!».

  Парамоныч – же был чистым рыцарем от медицины. Увидев мою сыпь он оседлал непредсказуемого коня благих намерений, и вооружившись обоюдоострым мечом интуиции, но не полагаясь на проржавевший щит знаний, ринулся в бой.

   Первым делом он применил на мне, какую-то жуткую мазь на свинцовой основе, и искренне удивился,когда с меня стала слезать кожа, как с пережившей долгую зиму змеи. Потом были еще какие-то  чудные препараты. Они сдирали мне плоть до мяса, и я бродил по пароходу, весь перевязанный бинтами, как Франкенштейн.

  Паромоныч потерял сон и покой. Он извел на меня почти весь запас медикаментов, но больной упорно не хотел выздоравливать. Я шатался по пароходу, оглашая коридоры гулкими стонами, а вахту нес, как раненая цапля, поджав больную ногу.
 На Парамоныча было страшно смотреть. Я ему даже где-то сочувствовал. Он перестал спать, как и я. Исхудал, но упорно лечил и лечил меня.

   Шесть месяцев бесконечного лечения, без отрыва от производства – это страшно.
Под конец моих бедствий у меня жутко разболелся коренной зуб, и Парамоныч бесстрашно произвел его удаление, что характерно, без всякого наркоза, причем  инструментом, как я полагаю, имеющим отдаленное отношение к стоматологии.

  Пол парохода чуть с глузду не съехали, слушая жуткие вопли несчастной жертвы беспощадного медика.

  Этот рейс превратил молодого,полного сил штурмана в трясущегося параноика. Я с ужасом представлял, что я скажу жене, при встрече. Как объясню ей всю эту хреновину.

  «Лена, -сказал я ей-, Хрен его знает, что за напасть свалилась на меня? Науке она неизвестна? И может быть даже заразна.»

   Она подняла на меня светлые свои, бездонные глаза, и сказала –«Ну значит будем лечится вместе».

   Спустя пару дней все мои болячки прошли сами собой,без всякого лечения,не оставив после себя никакого следа. "Все наши хвори - от головы"- мудро сказала жена и мы с облегчением забыли все наши страхи.

   Нынче, спустя много лет, горе разлучило нас.

   И наши жизни разошлись, и ветер свищет по заметенному декабрьским снегом городу.

   Но если у меня будет выбор отдать за нее свою жизнь, то я сделаю это, не задумываясь ни на секунду.
   
  А тогда Парамонычь сдал меня ей на руки в Пулково, со слезами на глазах.
  И печаль была в этих глазах.
  И бремя давило его к земле.
Тяжкое бремя доброго человека.

…Боже, не дай мне снова попасть в его руки!


* СуперАтлантик - РТМС - траулер такой.