[ветер оставался непреклонен и даже после выстрела в спину он продолжал стоять на своем]
Я знал о тебе только то, что твоя родня была откуда-то из Мексики.
Ты гордилась этим и заказывала мохито в барах
и тебе всегда наливали вторую бесплатно.
В тот день солнце решило взять выходной
и мы шли по безлюдной улице,
топая босиком по финскому заливу,
оставляя за собой фламандские судна
потопленные испанскими либералами
да сожженные на потухшем костре надежды.
Твои волосы напоминали стаю диких ворон:
они гнездились на твоей голове и не находя себе места пытались взлететь,
но их черные перья были слишком мокры,
поэтому все, что им оставалось – смирно восседать на твоих плечах,
лишь изредка взмахивая длинными крыльями,
пахнущими елочной смолой и мускатным орехом.
Я держал тебя за руку,
я чувствовал её силу,
а дождь все лил и лил не переставая.
Ты смеялась, то и дело поправляя цветастую юбку,
которая с каждым шагом становилась все тяжелее:
её красная ткань пропиталась влагой.
Мне всегда казалось, что под ней могли бы спрятаться
по меньшей мере двенадцать солдат Прусской кавалерии
или артиллерийский полк, заблудившийся в Оренбургских лесах,
но сейчас даже новорожденный ёж не смог бы остаться незамеченным
под этой кровавой мантией,
облегающей твои знойные.
Мы шли не спеша,
словно первый снег,
и я гладил твою ладонь,
и я верил, что Уизли наш король,
а ты смеялась и пела неизвестный сонет.
Я обнимал тебя и кружил в танце,
а потом дождь закончился и мы закончились вместе с ним.