Осень. На улицах деревья уже оделись в желтое, но Солнце еще старается согреть по-летнему. Эльскар и Андре идут неспеша по улице в направлении нового театра, беседуют.
Эльскар:
Мой друг, а помнишь, этим летом
Ты был влюблен в одну из дам.
Твоя любовь казалась бредом,
Но ты все верил чудесам…
Теперь и я попался, сам…
Конечно же, ее ты знаешь,
Мы в детстве вместе все росли.
В любви порой не угадаешь,
Куда пристанут корабли…
Ах, если бы мы знать могли…
Андре Фурстор:
Ты прав, все это неизвестно,
Как молния в деревья бьет,
Стрела любви вонзит прелестно
Или ветвями оплетет
И сердце от того сожмет.
А ты, смотрю, довольно робок,
Боишься ей признаться в том,
Что каждый миг с ней рядом дорог,
Что за нее оставишь дом.
Я понял, ты боишься встречи,
Неосторожно потерять
Ее, но это же не будет вечно,
Она сто лет не сможет ждать.
Да и тебе, дружок, пора уж
Махнуть на глупость и вино,
Да перестать глядеть на клуш,
И всякую талдычить чушь.
А помнишь как в начале года
С тобой гуляли и могли
Проплыть везде, не зная брода,
Мы шли как в море корабли.
Но только ветром нас шатало
И прибивало к тем домам,
Где нам всегда казалось мало,
И падали к чужим ногам.
Но ты хоть раздевался сам.
Эльскар:
О да, Андре, конечно помню,
Как днем и ночью напролет
Мы были веселы и вольны,
И спорили, кто перепьет.
Гуляли, дурака валяли,
Играли в карты, мчались в ночь
Прохожих часто забавляли,
Да, пошутить ты тож не прочь.
То время так стремглав промчалось,
Оно уж не вернется вновь,
О нем лишь память нам осталась,
Что в жилах согревает кровь.
Эльскар:
Сегодня что в театре ставят?
Опять борьбу добра со злом,
Где грешников в кастрюлях варят,
Ну а смиренных напролом
Довозят в рай, поят вином? ;
Зачем же нам смотреть безумье,
Которое в чужих умах
Сидит. Лунатик в полнолунье
Не видит и не знает страх.
И эти, тоже ведь, столпятся,
Набьются в кресла посмотреть,
Ладони бьют друг друга, пальцы
Устали биться и краснеть.
Давай с тобой мы лучше сходим
И посидим в том кабаке,
Который к счастью нас приводит.
Забудь о внешнем бардаке.
Эльскар сидит в своей комнате, пишет письмо Кьере. Входит Форрьедер. Эльскар прячет письмо в другие бумаги на столе, смотрит в окно, грызет перо.
Форрьедер:
О чем ты думаешь на этот раз, поведай.
Я вижу, ты задумался о ней.
Тебе любовь почудилась победой,
Где ты тонул в пылу ее огней.
Но эта глупость поразила все же
Тебя, хотя к ней ненавистен был.
И рвешь себя, и лезешь вон из кожи,
Зачем ты тратишь столько нервов, сил?
Оставь ее, она не стоит этих
Речей и воздыханий неземных,
Через века другой дурак воспеть их
Осмелится... я против таковых
Ненужных жертв и самоистязаний,
Погибельных и тщетных уст речей,
Найди в другом себе достойнее призваний,
Боготвори богатство, звон мечей,
И впредь не думай никогда о ней.
Эльскар:
О нет, ты никогда не чувствовал той силы,
Которая сжимает сердце мне.
И знают Боги, я пред ней бессилен,
И пусть мне суждено сгореть в огне
Любви и вожделения к любимой,
Я утону в объятьях как в вине.
Пускай я не добьюсь похвал и лести
От заболевших завистью людей,
Готовых на себя ярмо повесить
И обогнать обозы лошадей,
Чтоб улыбнулись им милей.
Любить лафет или вонючий порох,
Сгорающий от выстрелов ружей,
Я не смогу, хотя и очень дорог,
Секиры звон и лязг стальных мечей.
Мой друг, пойми, ведь я не создан биться
И убивать ради пустых идей.
От этих дум мне хочется напиться,
И чтоб несли мне выпивку скорей,
Но я лишь думаю о ней...
Форрьедер:
Неужто для тебя она дороже
Богатства, чести, чина? Вот дела.
Никто, поверь мне, быть такой не может.
Таких еще Земля не родила,
И, может даже, вовсе б не смогла...
Ты слишком уж размяк от этих глупых,
Ненужных и заплесневелых чувств,
Взгляни на всех женатых, это ж трупы,
Остались лишь глаза и нити уст,
А по ночам костей их слышен хруст...
Я не женат, но женщин мне хватает,
И не сказать, что я их всех люблю,
Одна придет, другая покидает,
Они все как одна, как я не посмотрю.
Ты посиди и еще раз подумай,
Что лучше, много иль одна?
Ты парень, с виду вроде умный,
И жизнь-то нам один лишь раз дана.