Узоры , как след от стилета у Зорро,
скелеты деревьев белей мертвецов,
снег сорится перьями взбалмошной ссоры,
и мрачен ветвей переплёт и свинцов.
Витраж их едва лишь из комнат подсвечен
мерцаньем гирлянд и блистаньем шаров,
и мысль о побеге, как в медном подсвечнике
свеча, в замороченных фибрах дворов.
Роятся ли перья подушки распоротой,
сквозь прорези маски ли взгляд ледяной,
звенят ли бокалы, скрипят ли ботфорты,
в карете ль несусь я с чужою женой?
Уже не заштопать изорванной наволочки,
хрипит словно ветер, проколотый муж,
уже в префектуру с известием - нАрочный,
поймавший, получит награду к тому ж.
За ночью позора, которую выкрав,
ты, с Зорро удрала, роман закрутила -
безликое утро по стареньким выкройкам,
живехонький муж, дети, кухни рутина.
И только узор на оконном стекле
дворцы да кареты, просвет для обзора,
хлопочешь на кухне в привычном тепле,
чтоб все же сбежать с восхитиельным Зорро.