Ну, хоть на месяц стать бы невидимкой
И затеряться где-то в тишине —
Дождинкой ли, пылинкой ли, былинкой,
Но чтоб никто не помнил обо мне.
Чтоб знать — жестка на пустословье квота,
На беспардонность тоже строг запрет,
А это значит — не окликнет кто-то,
Чтоб рассказать про тещин диабет.
О суеты бездумной повсеместность,
Вериги пустяков — всех бед потяжелей!
Признаюсь, что знавала я известность,
Могу заверить вас — нет ничего скучней.
Ведь если вы хоть капельку известны,
Не ждите пониманья от людей —
Вы сами по себе уже не интересны,
Но накрепко в сетях не нужных вам затей.
И нет свободы, чтоб остановиться,
Уйти туда, где собеседник — сад,
Забиться в глушь, как ежик, притаиться,
В саду хоть телефоны не звонят.
Закрыть глаза — и лишь одна картина
(Лишь ей воображенье дорожит!)
Предстанет вдруг — летит твоя машина,
Пусть очень далеко, но всё ж ко мне летит.
И взгляд твой так суров, и есть на то причины,
И фары темень рвут, и поворот крутой!
Как синяя стрела, летит сквозь ночь машина
И оставляет вихри за собой.
Мне нужно отыскать или припомнить слово,
Пока ты где-то там, на дальнем вираже,
Которое сроднило бы нас снова...
Но как найти его в беспамятной душе?
23 ноября 2002