ВОТ , ЧТО СКАЗАЛ Д* АРТАНЬЯН МАДАМ БОНАСЬЕ, ЯВИВШИСЬ К НЕЙ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ИЗ БУДУЩЕГО ЗА НЕСКОЛЬКО МГНОВЕНИЙ ДО ТОГО, КАК ЕЕ ЗАКОЛОЛОЛА МИЛЕДИ
Прости мне, Бонасье, что не сумел сберечь
ни шпаги остроты, ни злата на камзоле,
ни блеска на ботфортах…Но не об этом речь…
Ни кружев прорезных, ни скачек в чистом поле,
чтоб в Англию – скорей, во имя королевы,
нанизывая лье, как на клинок врага,
а вместе с ним алтарь Пречистой Женевьевы,
которая аббату наставила рога,
а с нею у амвона неистовых молельщиц,
которых по ночам ласкал крылан-суккуб.
И надо же! На совести –ни тучки. Ни малейшей!
Ведь муж-брюзга на ласки, как старый скряга, скуп.
Желаю, Бонасье, в твои хмельные губки,
и в глазки, что блестят подвесок бриллиантовей,
я влиться и блуждать в них, как хмель в тяжелом кубке,
как пес, поджавший брыли, чтоб впиться…И талантливей
тебя, от муженька ко мне в постельку –бух!-
на свете нет, поверь! Вот это, брат охота,
мушкеты бросив, ножны, зарыться в нежный пух,
а там где кавалерия, там следом и пехота.
И похоть распаляя для будущих дуэлей,
и пахоту готовя для драчек и кощунств,
я все себе прощу.Попы мне надоели!
А вот от колдунов и ведьмочек-тащусь.
Прости мне, Бонасье, мы что-то там варили
с противным горбуном в стеклянных казанах,
когда ж хлебнули чуточку и тут же воспарили,
промазали немного. Так гульфик на штанах
застегивая, возишься, а пуговицы нет…
Продавливаясь в прошлое, в компании с пройдохой,
когда в красотку целишься, а попадешь в минет
с беззубою старухою, или же кошке дохлой
под хвост, острючей шпагою, шустрее кастрюка
в утробу по утру отправленного спьяну,
с дубиной ветчины, висевшей на крюках,
с колбасами, которых перечислять не стану.
Тем паче вряд ли стоит припоминать иное,
что съедено и выпито и сколько скирд измято!
Ни это мясо белое, ни красное вино,
объятий не заменят! А этого язя то
с молоками в подливе изъяв из чешуи,
тем паче я вздохну, припомнивши шнуровку
корсета твоего и пальчики твои,
их трепет ледяной и пылкую сноровку.
С одной тобой до дна доныривал бутылки,
искатель жемчугов и потрошитель створок,
до боли в пояснице до ломоты в затылке…
О, раны ветерана, когда давно за сорок!
Но это только плоть! А нам до Рождества,
наверное, пока не стоит разговляться,
а если дело есть до вас, как божества,
с убожеством своим не стоит и соваться!
И все же – вот он я – исчадье колдуна,
который обещал цепь чудных превращений,
понятно, что опять с большого бодуна,
и вряд ли пригожусь для ваших обольщений.
И вновь блеснет кинжал. Миледи—на чеку.
Как жаль, но чародей, забыл кусок заклятья,
что был записан кровью. Прощай! Mersi boucu!
Ты падаешь. Увы! Напрасны все затраты.
Так что же мне, ярясь, расчетверясь крестом,
распнуть ее, отдать на стрижку гильотине?
Все это будет, будет! Но, жаль, уже потом.
Толпа будет таращиться, как будто жаба в тине.
И голову ее бросая в пасть химерам
безмерной Нотр-Дамм, я все отдам за то,
чтоб колдовал горбун, отраву в склянках меря,
листая инкунабулы, за томом ветхий том.
И он перенесет меня опять на это место,
где лезвие вошло в твой розовый сосок…
О, как под куполами, гудя, блуждает месса,
как шпилей шпажный выброс безмерен и высок!
13-29 сентября,2003 г.