* * *
Как странно читать на чужом языке
Стихи, что писал я в корейском бараке,
А рядом бесхозные грызлись собаки
И пьяный Огарышев спал на песке.
Гудел океан и под вечер стихал,
И звезды в окне становились приметней,
И я со всей мощью семнадцатилетней
Бросался к своим гениальным стихам.
А в них ликовала и пела Москва,
Которой не знал я, шла девочка Маша,
О Боже, какие рождались слова,
Да всё позатейливей и покраше.
А нынче сижу посредине Москвы,
Одет и обут, и властями обласкан,
Гляжу на Москву ; надоевшую сказку,
И юность не выбросить из головы.
И, взвесив английский журнальчик в руке,
Пишу я стихи, как лежал я в бараке,
А рядом бесхозные грызлись собаки
И пьяный Огарышев спал на песке.
СОН
Меня хоронят под Архангельском
В такой неурожайный год.
Меж скособоченными хатами
Телега по грязи плывёт.
И ты, смешная, нездоровая,
Ловя губами серый дождь,
Уже поломанной, юродивой,
За мной бессмысленно идёшь.
* * *
Не хватит жизни расплатиться
За эти улицы, где след,
Твой быстрый след легко струится
И сходит медленно на нет,
За воздух из цветного ситца,
За то, что умирать легко,
Не хватит жизни расплатиться
За шорох платья твоего.
СТИХИ О ТОВАРИЩЕ
Мой товарищ ;
Неудавшийся князь Мышкин,
Этим, видно, и досаден, и несносен.
Он несёт в библиотеку книжки,
Он работает при ЖЭКе №8.
Он по-своему, конечно же, хороший,
Хоть не раз бывала морда бита.
Он приходит в 5 утра:
- Послушай, Кошель,
Почему погибла Атлантида? ;
В 5 утра еще я сплю. Мне снится Догилева
И какие-то смеющиеся гады.
Просыпаюсь и смотрю на князя долго.
Нет, его не переделаешь. Да надо ли?
Мать в Рязани и сестра на Шикотане
В поисках утраченного счастья.
За окном московским медленно светает,
Этот город очень трудно освещается.
* * *
У. Фолкнеру
У самой охотской воды,
Где мусор засыпал причал,
Сидел одинокий мужик,
Измятую книжку читал.
В бахилах, в линялых штанах,
Он скрёб под куфайкой бока,
А серое море, как бык,
Точило о сваи рога.
Когда я к нему подошел,
Когда я спросил закурить,
Он мне протянул «Беломор»
И начал судьбу материть.
Какого-то Силкина крыл,
Чужие квартиры и жён,
Сестру, задубелый причал
И город с названьем Торжок.
Гудели, хрипя, сейнера,
К столовой рабочие шли,
Медлительный северный день
На убыль уже повалил.
А книга лежала себе,
Как рыба лежит или хлеб,
И ветер страницы листал,
Когда пробегал по земле.
* * *
Надвинув на лоб восьмиклинку,
Он мрачно обходит вокзал,
В кармане торчит четвертинка,
И выцвели напрочь глаза.
Ошмёток целинного края,
Чего ты подался сюда.
Какие, в ночи завывая,
Тебя принесли поезда?
Какой разгулявшийся вечер
Тебя закружил не на год?
Несчастные сукины дети,
Чего вас по свету несёт?
Похмельную пряча тревогу,
Глядишь пассажирскому вслед.
Но разве возникнет дорога,
Которой давно уже нет?
* * *
Сойти с ума,
И по Загорску,
Хромая и грозя перстом,
И, как поймают, плакать горько,
Слюну сбирая рукавом,
И, от усердия потея,
Кричать про близкую войну
Да хоронить на грязном теле
Косынку синюю твою.