Генерал Скобелев. Часть 4.
Художник Василий Васильевич Верещагин и
Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев
- А Вам когда-нибудь бывало жутко,
чтоб видеть смерть сквозь кружевной узор?
И страх внутри дешёвой проституткой
звал за собой в спасенье и позор…
- Нет. Но порой бессилие и ярость…
Когда трудом солдат добытый бой,
предательство ли, глупость или старость
оплачивают страшною ценой.
На «третьей Плевне»… спала пелена
и как водой холодной окатило…
Я смерть искал в то утро, но она
меня тогда собой не наградила…
ТРЕТИЙ штурм Плевны. 30 августа 1877г.
Они уже почти прокрались в Плевну –
«охотники» - казаки, пластуны…
И бережно, как спящую царевну,
которая ещё смотрела сны,
«погладили» рысцою по пригоркам,
по пригороду… Вот бы где удар
нацелить главный, что наукой горькой
от «прежней Плевны» был получен в дар.
А шли опять массированным маршем
и напролом, на Гривицкий редут.
Не взятый… кровью залитый… и ставший
тем, что «солдатской бойней» нарекут.
Молебен с водосвятием… (священник
был из Собора Зимнего Дворца)…
Под увертюру выстрелов ружейных
развёрнуты иконы… До конца
прошло богослуженье… Склоны гор…
пожухлая трава исхода лета…
Поверх голов склонённых льётся хор,
над золотом и блеском эполетов…
Кисть ищет краски… Новая картина:
в свинцовой тяжести нависших с неба туч
Царь… офицеры… ( Главная квартира )
все на коленях… Одинокий луч
сквозь дождь сумел прорваться на мгновенье…
« Даруй, Господь, Победу!.. и ещё -
для воинства российского – спасенье!.. » -
слетала с губ молитва горячо.
День тезоименитства Государя…
День Ангела… И ангелы гурьбой
летели из невидимого ларя
к ручью у Гривицы, где начинался бой…
Где первый полк напутствием охвачен,
пошёл вперёд… и наглотался всласть
огня… свинца… ( сомнения в удаче
копились здесь и обретали власть… )
Привыкший всё задуманное – сметь!.,
полк, обливаясь кровью, лез на бруствер,
и вниз сползал… И снова шли на смерть
за цепью цепи из румын и русских…
( В результате безуспешных атак с севера –
Гривицкого редута – потери русских войск
составили 3600 человек убитыми )
И в ЦЕНТРЕ всё разбилось о редут…
Полки не вышли даже к рукопашным,
а полегли на подступах… И тут
не пользовались опытом вчерашним.
Так полк шёл за полком… Теряли в мощи,
маневренности, в качестве атак…
Единый штурм!.. Тогда б, в порыве общем
атаки фронтом, стал не страшен враг,
и численным бы смяли превосходством
траншеи, ложементы, бруствера…
…Всё остальное было сумасбродством
с надеждой на солдатское «Ура!..».
Из-за неверно выбранных позиций
эффект артиллерийского огня
был мал… А «государственные лица»
тревожились уже почти полдня
(…накрытый стол с шампанским… звон бокалов…
и раздраженье плотно сжатых губ –
всё месиво у Гривицкого вала
сочилось сквозь стекло подзорных труб…)
День штурма нужно было отменить…
Перенести на солнечный и ясный,
чтоб он «стрелой лёг на тугую нить»,
а не терять усилий понапрасну –
брать укрепленья в ливень – глина… грязь…
атака «не взрывается» - плетётся…
Главнокомандующий, сам Великий князь,
был, видно, невеликим полководцем.
(В результате неудачного штурма в центре –
редута Омар-бей-Табия – потери русских войск
составили 4300 человек убитыми )
И только лишь на ЮЖНОМ направленье…
на «скобелевском»… было всё иначе:
здесь был расчёт!.. И на одном стремленье
к победе и надежде на удачу
не строилось сраженье… Здесь сначала
( как и всегда) – разведка склонов гор
и подступов к редутам показала
всю невозможность «выстрела в упор» -
брать основной редут (в деревне Кришин).
И лишь потом оставшийся в живых
отряд, почти без сил, возможно б, вышел
в разорванных порядках боевых
на подступ к Плевне… Нет, гораздо лучше
стремительный бросок чуть-чуть правей,
но лишь слегка… Чтоб не попасть на круче
под залпы из «центральных» батарей,
где безуспешно генерал Крылов
( упрямством?.. самодурством?.. неуменьем?..)
губил войска… смотря поверх голов,
на неприступный гребень укрепленья
в мольбах о чуде… ( Видно, так привык.)
Так вот, пройдя стремительно по склону
и взять Исса-ага и Кованлык,
разрушив их глухую оборону!..
- Поэтому, у третьего хребта
сосредоточив тайно батареи
и лучших канониров, мы с утра
победу одержали на дуэли
артиллерийской… И уже тогда
расчетливо и грозно, но без спешки
пошла вперёд пехота… ( а Беда
ещё прикидывала на «орле и решке»…)
Итак, атака на Исса-ага…
Владимирцы уже штыки примкнули.
Надулись сверху влагой облака
и так привычно засвистели пули.
Уже сложилась расстановка сил.
Уже вовсю карабкались по скатам
( в то время дождь едва заморосил ),
и лишь азарт – не страх – владел солдатом.
Хотя по батальонам смерть блуждала…
( пока ещё блуждала… не ждала
«глаза в глаза») …
- Болгария рождала
своих героев «круглого стола»,
не государева, стоявшего на горке,
как будто шли учения, не бой…
День именин, кровавый, страшный, горький,
казавшийся безумною игрой
всем тем, в ком долг и целесообразность
превосходили жажду услужить…
всего пять слов, но между ними РАЗНОСТЬ
зовётся совестью… И спор не разрешить:
в чём истина, понятная, простая?
Чем за неё придётся заплатить,
когда, воспоминания листая,
свои итоги будем подводить?..
Судьба – суд Бога ?.. Может, так и есть?
Мы получаем то, что заслужили?
- Нет… посмотрите, скольких положили,
что за грехи им выпало зачесть?
Мы отвлеклись… В бою есть ГЛАВНЫЙ МИГ,
когда атака вроде захлебнулась,
передовая линия прогнулась
и залегла… И в души страх проник…
Вот так и здесь: цепь стала распадаться,
Передние упорно шли вперёд;
сквозь ветер, пули, - тут хотели драться!
А задние – там всё наоборот…
За шагом шаг, всё больше отставая,
уже не войско грозное – толпа,
растерянная, нервная, слепая,
как будто у позорного столба,
топталась по лощине под защитой
последнего хребта Зелёных гор…
Вдруг белый конь… И Скобелев со свитой
из казаков: « Построиться!.. Позор!..
Я знаю, что такое первый бой…
Растерянность - совсем ещё не трусость…
Я сам вас поведу!.. А ну, за мной!..»
Но в тот момент, безмолвие нарушив,
раздался крик… за ним – ещё… другой…
Там, где вдали атаки захлебнулись…
И вот уж крики превратились в вой…
И сотни глаз к редутам обернулись.
В смешенье грязи, крови и воды –
там раненым перерезали глотки
и вспарывали саблей животы…
( забыть не хватит ни ночей, ни водки!)
С громоподобным: «Не сдадим своих!..»
коня – на шпоры… первым… без оглядки…
Он знал своих солдат… Он верил в них…
Редут был взят!.. И турки в беспорядке
бежали, в страхе ружья побросав,
не подбирая раненых и павших…
«Ура!..» - «Алла!..» - смешались голоса
( с трудом остановили догонявших ).
Земля уже не принимала кровь…
И прямо в кровь усталые солдаты
садились и ложились, чтобы вновь,
чуть отдышавшись, выползти на скаты…
Там – Кованлык… И на плечах врага,
атаку принимая как награду,
чуть оттолкнувшись от Исса-ага,
обрушиться на новую преграду…
Уже без барабанов… молча… зло…
уже скорей на воле, чем на силе…
И даже те, кому не повезло
взойти на вал, пощады не просили.
Полк будто взглядом к знамени приник…
страх отошёл… и злость вела по следу:
ещё хотя бы шаг… хотя бы крик…
хотя бы хрип… на общую победу.
Тут не залёг никто: ни для стрельбы,
ни переждать весь ужас рукопашной
и вымолить спасенье у судьбы…
А смерть сама «распахивала пашню
для новых всходов»… Скат уже не крут –
три метра трупов и остервененье
сравняли угол… После отберут
своих и похоронят… А раненья?..
Да их не замечали… Частью жизни,
которая чуть теплилась… дралась
в свирепой ярости… и на кровавой тризне,
что розовым туманом разлилась,
за землю всеми пальцами цеплялась –
ещё хоть на рывок… вперёд!.. вперёд…
« А наша, на-аша, вроде бы берёт!..
Бе-рёт…», - с последним вдохом улыбалась.
Р-раз! – чей-то череп лопнул под прикладом…
Р-раз! – чья-то грудь насажена на штык…
Метали сабли искры злобно… яро…
Всё это называлось – Кованлык!
Сверкали молнии… «Атаку!» медь играла…
И дождь потоком грязным лился с крыш…
Испытанный, любимый табор «Ниш»
был истреблён российским генералом
(они его прозвали Ак-пашой –
по цвету белоснежного мундира…
И знали – за такого командира
идут на смерть с восторженной душой!..)
Ещё полшага… шаг… ещё немного…
ещё один рывок… И взят редут!
А дальше лишь открытая дорога
на Плевну… По которой и пойдут
войска… хотя бы полк…, но только свежий…
Казаки и пехота в унисон
перекрывая улицы, разрежут
все внутренние связи… Гарнизон
турецкий был подавлен и растерян,
как раненый, но недобитый зверь…
«Ключ обороны города потерян!..
Любой ценой захлопнуть «эту дверь»!…» -
Осман-паша все таборы резерва
( и всё что мог, со всех редутов снял )
и бросил в этот яростный и первый,
превосходящий бешеный навал!
Столкнулись стойкость с яростью… Едва ли
был нужен дополнительный настрой.
Но таборы – лишь только залегали –
штыком и плёткой поднимались в бой.
И снова ад… и вновь потоки крови…
Но штурм теперь с обратной стороны…
Никто не ведал, что им уготовил
для испытаний этот день войны?
Гром орудийных залпов… шквал огня…
Смерть выбирала жертвы… находила
во всех рядах… Но белого коня
и генерала в белом обходила.
Луна лежала в облаках,
точнее – только их касалась.
Но в этот миг она, казалось,
была у Бога на руках.
Летели души в мир иной
сквозь дыры в тёмном небосводе...
И в память о погибшем взводе
поставлен крест берестяной.
Вот первый штурм отбит!.. Упала ночь…
А Он ходил меж редкими кострами:
« Я счастлив, что сражался рядом с вами!..
И я горжусь таким полком!..»
Помочь
им было бы нетрудно… Подкрепленье –
под сорок батальонов – за горой
стояло без толку – «держало» направленье
на Горный Студень*... Адъютант смурной
* Горный студень – селение, в котором расположилась Главная
квартира – ставка Императора Александра Второго.
в ночь ускакал с депешей о подмоге…
( Осман уже готов был отойти! )
Победа вновь стояла на пороге!..
Ей снова не позволили войти…
И только у захваченных редутов
боролся Скобелев… За то, чтоб до утра –
где из земли… где из досок и трупов -
хоть наспех, но построить бруствера
на тыльной стороне… Пополнить ранцы
патронами… Собрать и отвезти
в тыл раненых… Спешили ординарцы
за помощью… Успеть перенести
орудия с расстрельных диспозиций…
Создать резерв – калужского полка
два батальона ( может пригодиться
на случай отступленья… ) А пока
Ещё успеть проверить – здесь ли кухни…
И подбодрить – пройти на голоса…
Глаза уже усталостью набухли…
И… выспаться… хотя бы с полчаса…
Туман… Тоска… Тревога в мёртвом поле…
И лишь один священник полковой
пел голосом, надломленным от боли,
« О вечной памяти…». С поникшей головой
брёл офицер… в разорванном мундире…
и ятаган, что отнял у врага,
сжимал в руке… Он был сегодня в мире,
где честь весома, жизнь – не дорога…
Так вот… По ним ударили с рассветом…
И адъютант, погибший на пути
из штаба, вёз ответ: «… резервов нет… и
держаться…, а под вечер – отойти… »
Они ещё надеялись – вот-вот
и сотни черных осетинских бурок,
со свистом завершая разворот,
из-за спины обрушатся на турок…
Они не знали, что тогда уже
подписан был приказ об отступленье!
И дрались на последнем рубеже…
И заливали кровью укрепленья…
Они ещё рассчитывали бой –
свои… чужие силы и патроны…
А кто-то тихо, в ярости слепой,
твердил, что не покинет обороны
тех рубежей, куда сумел дойти
( майор Горталов со своим отрядом )…
И сердце вырывалось из груди
от ощущенья, что победа рядом!..
… Он снова собран и сосредоточен
( с утра уже отбито пять атак…).
В порывах дерзок и в приказах точен…
но есть предел возможного… Итак,
привычно злоба в злобу окунулась,
как в беспощадном, пьяном кутеже…
Атака турок снова захлебнулась,
но… и надежды не было уже.
Пойти вперёд – но не хватало сил…
Держать редут – но не было резерва…
Он умолял… Он требовал… просил…
Но это значит – в Плевне будет первым
« Тот выскочка?!.» Такому не бывать
( НА ЮГЕ БЫЛО ВЫИГРАНО СРАЖЕНЬЕ!!!)
А Государь? Он может и не знать…
Ему дурную весть о пораженье
принёс американский атташе:
« Атаки русских войск везде отбиты…»
И жало сожаления уже
змеёй вплеталось в тихий шёпот свиты…
… И вот – решающий удар!.. Осман-паша
сам прискакал для руководства боем!..
Сверкнули таборы штыками… Не спеша
Пошёл низам колючим грозным строем.
Их было уже десять к одному !!.
Резервы, простоявшие без дела,
уже не нужны были никому…
( так, видимо, история хотела…
А может, не история?..) Редут
ещё держался, но уже не верил,
что где-нибудь прорвутся и спасут…
Но бился… бился… Нёс… и нёс потери…
… Уже не бой… не драка… не сраженье…
( кто не был там – такое не приснится!..)
Шла рукопашная в полнейшем окруженье…
Такого дня уже не повторится.
Кровавые, безглазые глазницы…
Уже не сабли, ружья и штыки,
а зубы рвали чьи-то кадыки…
и крови столько, что она дымится…
И пальцами разодранные лица…
Проклятья… стоны… выстрелы в упор
картечью… и смертельный коридор…
не увернуться и не заслониться…
И самая кровавая страница
почти дописана… Последний приговор…
Уже башибузуки ликовали
и фланги не боялись оголить.
А раненые – к милости взывали
своих товарищей – скорее дострелить.
Но Шуйский полк (точней, уже не полк,
а то, что от него тогда осталось),
пробил штыками путь, хотя, казалось,
что Кованлык почти уже умолк.
«… Сегодня торжествует враг… Но вы
не покраснеете за это отступленье…
Вы дрались лучше!.. А теперь, увы,
попробуем уйти за укрепленья…
Построиться в подобие каре…
С боков, при саблях, конные казаки…
И отойти туда, где на горе,
бьёт артиллерия, ломая их атаки…»
… Упавшие знамёна поднимали…
тащили тех, кто сам идти не мог…
и смерть свою смиренно принимали…
Таким был путь в Зеленогорский лог.
А им вослед стреляли и стреляли…
… Он шёл, как все… как и его солдаты…
Мундир в грязи… и кровь на волосах…
Коварством и предательством распяты…
Со злостью и бессилием в глазах…
А дальше – штаб… И, побелев от гнева,
рык на Царя: «Как это понимать?!.
Полсуток я держал ворота в Плевну
открытыми… Награду принимать
не буду…»
… И боль свою лечить и заливать
уехал в Бухарест…
К концу клонился этот жуткий день.
И нет имён у громких поражений.
А Скобелев был отодвинут в тень
от войск, от планов, от полей сражений…
(позже стало известно, что против Скобелева было направлено до 40 батальонов, т.е. - 4/5 всех сил гарнизона Османа-паши).