В литературном клубе «Классики XXI века» презентация сборника стихов.
Но автора нет. Как это? Почему?
Не состоится?
Не волнуйтесь, успокоили, всё будет. Мы живём в ХХI веке.
Развитие современных средств коммуникации позволяет без особого труда проводить встречи на расстоянии.
Поставили видеокамеры: одну здесь в клубе на Страстном – она направлена в зал и на выступающих, – другую в квартире автора сборника. Сигналы с обеих камер через компьютеры бегут неведомыми тропами Интернета и на мониторах адресатов обретают вид и звук. С ноутбука, который на столике в шумном зале клуба, сигнал выводится на экран, вот он ожил, и теперь мы можем видеть автора и общаться с ним в режиме реального времени, но это не совсем так. И конечно не совсем то.
На экране лысоватый человек в очках. Усы, бородка. Моргает, изредка чуть меняя позы. Время от времени подносит руки к лицу, вытирает глаза под очками. Изображение бледновато-расплывчатое, а звуки голоса, то растянутые, то отрывистые, не синхронны движению губ.
На нём зелёная футболка с надписью большими белыми буквами: «Mysterious fever strikes millions worldwide». Трудно сказать, что имели в виду производители, но в данном случае это конечно о поэзии. Это она мистическая лихорадка, поражающая миллионы по всему свету.
Его зовут Игорь Меламед. Сейчас ему 49. И он никуда не может прийти, даже на презентацию собственной книги.
Он родился во Львове, учился в Черновцах, закончил Литинститут в Москве. Украинский еврей, русский поэт и переводчик. В девяностых работал в музее Пастернака в Переделкино.
И вот травма позвоночника. Жизненное пространство схлопнулось до размеров квартиры. А мысли устремились за пределы реального мира.
Меламед в переводе с идиш значит «учитель», но он никого не учит. Превозмогая боль и лечение он словно беседует со Всевышним, чаще вопрошая:
Господи, что же случилось со мной?
Глохнет душа, утомляется тело.
Стало бедою моей и виной
все, что ласкалось, и льнуло, и пело.
У него много публикаций в разных изданиях.
Его, наследника классической традиции, хорошо знают поэты разных, в том числе и самоновейших стилей и направлений.
Поэтому зал полон. Кого здесь только нет!
Вот Дмитрий Бак из РГГУ. Красавчег, умница, масса публикаций и тут, и там, популярность. Он прямо-таки прописался в телевизоре. И сын его ведущий новостей на первом канале.
«Игорь был и остается рыцарем слова!», - говорит Дима и читает стихи Меламеда.
А вот и Макс Амелин – куда же без него! Он даже с жуткого бодуна не улежит на диване, а придет и выступит. Иной раз осознавая, что речь его невнятна и бестолкова, извинится виновато – вчера у нас мероприятие было, и мы слегка пере… Пере это… Ну в общем вы меня понимаете. Конечно, понимаем. Симпатичный парень. Он тоже вроде поэт.
А вот поэтесса и красавица Инга Кузнецова. Её все любят. Я тоже. В хорошем смысле.
А вот жутко страшная женщина, но говорят, она не менее жутко талантлива.
Вот очень известный в сети и реале собеседник современных поэтов Лёня Костюков. Его дискуссия с другим таким же известным имела большой резонанс. Я попробовал прочесть, но не срезонировал.
А вот Валера Лобанов. Маша Галина – ба-а, какие люди! Даже иностранцы здесь. Им тут же – бу-бу-бу – всё переводят по ходу.
Знакомые лица, талантливые люди. Они улыбаются друг другу, обнимаются, целуются, щебечут какие-то издательские новости – все публикуются, участвуют, тусуются. Все лауреаты и где-то как-то чем-то отмечены. Рады видеть друг друга, хотя и виделись недавно. Их легкая радость и оживление переполняют зал.
А на экране совсем другой человек. Нереально расплывчатый, замедленный. Какого-то металлического звучания разорванные звуки слов, запаздывают за движением губ. Он не тусуется и не обнимается – не с кем. Откуда-то из бокового измерения он достает кружку, отпил из неё, поставил. Он вроде бы и с нами, но говорит о другом:
Каждый шаг дается с болью.
Жизнь твоя почти не жизнь.
Положись на Божью волю,
Если можешь, положись.
Что случилось – то случилось.
Не оглядывайся вспять.
И рассчитывай на милость
Давшего себя распять.
Те, кто в зале, уважают и признают право Игоря на убежденность в религиозных основах эстетического опыта, но сами они пишут не так и не о том.
Он поражает и настораживает своим пристальным и несколько детским всматриванием в пространство «за чертой» жизни. Они тоже иной раз заглядывают туда, но видят не то и не так.
А он словно уже собрал чемоданы и присел на дорожку.
В ненадёжных и временных гнёздах
И тела обитают, и души.
Но Спаситель приходит, как воздух
Посреди мирового удушья.
Посреди мирового мороза,
В безысходных глубинах страданья,
Раскрывается сердце, как роза,
От Его дорогого дыханья.
Всё оплачено было сторицей
И искуплено страшною кровью,
Чтобы ты бесприютною птицей
Возвратился под вечную кровлю.
Странная эта штука – виртуальная реальность. Есть у неё жутковатое свойство обернуться вдруг манящей сказкой и заслонить собой всё остальное. И дети уходят в интернет, доводя до истерики родителей. А взрослые начинают верить в откровенную ложь из официальных или, наоборот, оппозиционных источников.
Но и реальность тоже, я вам скажу, та еще штучка! И видишь людей и слышишь, и потрогать их можно, даже красавицу Ингу Кузнецову, я не говорю уже про Валеру Лобанова. Есть мы здесь – реальные! Живые, активные, со своими заботами и планами на будущее…
Но звучат какие-то другие стихи, словно оттуда, и нас уже вроде бы как и не очень есть...
И это мы уже как бы виртуальны...
Всё навсегда похоронено
И не воскреснет вовек.
Только небесная родина
Есть у тебя, человек.
И превратилось в проклятие,
В камень незримых могил
Всё, что, сжимая в объятиях,
Ты в этой жизни любил.