Закат осенний тихо гаснет,
становится туманней мгла.
И темнота глаза мне застит,
и опускаются крыла.
И наступает ночь в тревоге
иду я на изгиб реки,
где обрываются дороги –
предела нету. Из тоски
я выберусь, быть может, утром,
коль запоют мне петухи.
Крыльцо покрыто перламутром.
И свет увидели стихи –
они ложатся на бумагу,
тревожа память давних лет,
когда мы – лётчики-салаги,
влюблённые в небесный плед
летали в тропосферной мути –
ниже низшего крались,
встречали грозовую лютость.
Такой, казалась, длинной жизнь.
Но лётные года промчались,
как будто лайнер пролетел.
Теперь, вздыхая и печалясь,
мы далеки от лётных дел. –
Любуемся закатом в осень
вступили собственной ногой.
Лишь одного у Бога просим:
не надо жизни нам другой.
Пусть посияет солнце в высях,
где оставляет Туполь след.
Поэт такие, люди, мысли
вам излагает... "Может бред?!" –
вы скажете с улыбкой медной.
От вас намерен всё терпеть.
На зло, на злобу я не вредный
и потому хочу пропеть
не дифирамбы, а сатиру
и, даже где-то юморнуть,
приверженцу мочить в сортирах
сказать: – Довольно! – в добрый путь,
вы, отправляйтесь за границу,
в России места мало вам,
ловите там свою Жар-птицу.
У нас же место соловьям.