Сразу же, после заката,
ночь зарождалась азартно,
зашкаливая кофеином.
И лента новостная затхлая,
в дыру крапленой карты,
сверялась с ошалевшим миром.
И миру казалось, что в меру
выделено, на день событий,
запланировано открытий,
вычеркнул только холеру,
что якобы, вспыхнула на Гаити,
и портила миру карьеру.
Ночь отползала напрочь,
в день кутая смуглое тело,
вожделенный выпячивая изгиб.
Звездою ложилась навзничь,
бедром оголтелым умело
манила, к струящейся тайне ноги.
И мир поперхнулся костью,
застрявшею в пищеводе,
в списке не значилось новостью,
как принято, плюс один.
Событие не уютное,
не объявить прилюдно в народе,
скрыть бы уродливое, пологом лживых гардин.
Но день - боязливый ребенок,
сидеть отказался без света,
свернулся в клубок где то,
суммой целых, своих трех частей.
И вещала в эфир газета,
трясла груды грязных пеленок,
веруя своему же бреду,
вертлявому ужу, своих же ведомостей.