РАННЕЙ ВЕСНОЙ
Белый снег белей, чем белый,
Ибо с легкой синевой.
Целый мир и вправду целый –
Цельный, яркий и живой.
Раззадорилось Светило!
Эй, Светилушко, даешь!
Ты как истый бог Ярило
Буйный свет на землю льешь
А задиристый морозец
И беспечный чудо-свет –
Рифма. Да, «суровой прозе»
В этом мире места нет.
Все – весна: дома, машины,
Лай собачий, голоса,
Дети, женщины, мужчины,
Ветви, птицы, небеса.
Даже глупая ограда
(Черных линий ровный строй) –
Часть веселия и лада.
Часть весны. Денек такой.
Старость! Где твоя победа?!
Где – могущество твое?!
(Ты – унынье до обеда,
После – скука и нытье).
Годы, годы – жизни тара…
Годы, годы – Боже мой…
Нет, сегодня я не старый,
Я сегодня – пожилой.
23.03.06.
* * *
Как подружка, в темпе лани
Жизнь сбежала от меня:
Нет надежды, нет желаний,
Нет стремлений, нет огня.
Душу грешную ломая,
Боли плоти – как тиски.
Даже зелень, зелень мая,
Схожа с зеленью тоски.
Всё во мне, как поле битвы
После боя, в час ночной…
Только робкий стон молитвы,
Да и та - за упокой.
14.05.06.
* * *
Я не люблю людей. Постыден
Сей факт, но не люблю людей,
И, грешным делом, мне не виден
Их статус Божиих детей.
Какой там Бог! В начале пьесы,
Ещё в утробе и потом
Сюжет плетут такие бесы
Поодиночке и гуртом.
Весь мир театр (то бишь притворство).
Актеры. Нечего пенять
На их бездарное актёрство.
Они – бездарны, и понять
Какую роль они играют,
Когда, зачем и для кого
Не в силах. И не понимают
По сути дела – ничего.
К чему шекспировы сравненья?
Назад к простейшим словесам.
К дилемме: вера и сомненья,
К диалектическим весам
Что мерят «подлость – благородство»,
Противоборство «зло – добро»,
Добавим – «красота – уродство»,
И так любое – «контра – про».
Взгляните на себя, взгляните:
Чего в нас больше? Лишь потом
Меня печального казните
Хоть виселицей, хоть костром.
Не внятны мне ни зовы крови,
Ни всех иных таких затей.
Я не люблю людей. Ну, кроме
Быть может нескольких друзей.
Не числю я себя в безгрешных,
Чту перед заповедью долг…
Бог милостив, оно конечно.
Да только Он на то и БОГ.
21.05.06.
* * *
Мои деревья, сосны и березы!
Прошу вас, посмотрите на меня.
У вас есть всё: и плоть, и кровь, и слезы.
Я вам – родня.
Люблю, люблю немые души ваши,
Что явлены прозрачною зимой…
А вы мою, что в копоти и саже?..
Ведь я – живой.
27.05.06.
ЖИЗНЬ
Мои деревья, сосны и березы,
Прошу вас, посмотрите на меня.
У вас есть всё: и плоть, и кровь, и слезы…
Я вам – родня.
Любя, в нагие души ваши верю,
Что явлены прозрачною зимой.
Живые все: трава, деревья, звери,
И Я – живой.
Земля и солнце, звездный свет и небо
Всё Духом Божьим одушевлено.
Всё вскормлено его священным Хлебом,
Его вином.
Я пережил высокое мгновенье,
Поняв внезапно, словно хлынул свет:
Все родственно в Божественном Творенье
И смерти нет.
25.05 – 30.05.06
О старости и жизни
Похоже, мне одно осталось,
Одно – единственное дело:
Стареть и, проклиная старость,
Дышать с трудом и неумело.
Похоже. Эка незадача:
Мне больше нечем жизнь наполнить.
Однако, славная удача,
Что жизнь была, и есть, что вспомнить.
Есть, есть. Всего не перечислить:
Жизнь неделима, словно атом…
То вдруг порыв красиво мыслить,
А то желанье чистым матом
Покрыть действительность. И лупят
Соблазнов сладостные плети,
Страданье: девушки не любят,
Учеба в Университете,
Портвейн – втроём, не «Порту», к слову.
(У наших вин - иная «гамма»).
Решенье потрясти основу
И с понедельника – ни грамма.
А светлый праздник День Зарплаты!
Он – радость праведным и грешным.
А то вдруг Рыцарские Латы
Прикинуть на себя небрежно.
Ещё важнейшая забота:
Честь смолоду, а платье снову,
Жена, любимая работа
(Одна любовь на оба слова).
То муза, птицей пролетая,
Споет на ушко пару строчек,
То озорница молодая…
Нет, здесь я ставлю много точек .
То тьма вокруг, во мне и в той тьме
Луч дальний слова и сознанья:
Тот храм в заброшенейшей Тотьме,
И первый праздник покаянья.
Но будни? Очень много буден?!
Вся наша жизнь прошла в их власти?!
Давайте, граждане, не будем:
Ведь эти будни тоже счастье.
В итоге всё же незадача,
Мне больше нечем жизнь наполнить.
Однако, славная удача,
Что жизнь была, и есть что вспомнить.
24.06.06.
Я устал. Устал – и точка.
Отыграл последний сет.
Неуверенная строчка,
Буквы помню, но не все.
Как у старой пьяной лярвы
Утром, ночью, среди дня
Аппарат вестибулярный
Клонит в стороны меня.
Вздохи, стоны, охи, ахи…
Всё ослабло и болит…
Жизнь промчалась, как Шумахер,
Словно красненький болид.
А жилось, бывало, славно:
Руки, ноги, да глаза…
И, кажись, совсем недавно –
Сорок лет тому назад.
Это ж надо, это ж надо!
Это ж надо, чёрт возьми!
Вот такая, блин, эстрада!
Вот такие, братцы, СМИ.
19.07.06.
* * *
Нет, то не жизнь в содружестве с болезнями:
Не приступить ну ни какому делу.
Прости меня, любезный друг поэзия,
Душа молчит: уж слишком больно телу.
18.07.06.
ДОЖДЬ
Какое нежное творенье
Несильный летний дождь ночной,
И шум его – не шум, но пенье,
В котором ласка и покой.
Окно открыто. Теплый, томный
Эол вздыхает в унисон.
Под колыбельный, монотонный
Напев дождя беспечен сон.
Усталый разум безмятежен,
Душа спокойна в темноте,
Душа и разум вроде те же,
Но все же чуточку не те.
Они теперь чуть-чуть другие:
Иной уклад, иной уют.
Они, как после литургии,
Себя слегка не узнают.
Он – нежный дождь ночной сегодня,
Точней в преддверье дня сего,
Благословение Господне,
Вода святых Небес Его.
12.08.06.
СЕНТЯБРЬ
Птичка Божия
не знает
Ни заботы, ни труда…
А.С. Пушкин.
Сегодня потеплело,
Но вижу из окна:
Синица прилетела
Пока совсем одна.
Присела деловито
На ветку у тропы
Вся – символ «дольче вита»
Из пушкинской строфы.
Она – зимы крупица,
Зимы живой намек,
Веселая синица,
Сентябрьский огонек.
Мила, как лепет детский,
Ещё не знавший слов,
Она - посланец дерзкий
Недальних холодов.
21 – 22.09.06.
Рождество Прст. Богородицы,
Коей слава!
ПЕРЕД РАССВЕТОМ.
Самолетик маленький, как бабочка,
А за ним безмерный белый хвост.
И звезда – рождественская лампочка,
И луны златой пчелиный воск.
Пред восходом небо светло – нежное
И лежит едва не на земле.
Силуэты сосен безмятежные…
Сосны, сосны… Сколько же им лет?!
Ночь уходит нехотя и медленно.
Свет ползет, он тянет солнца воз.
Самолетик режет небо медное,
А за ним безмерный белый хвост.
29.09.06.
Конец и Богу слава.
Нет стх. «Ночь» от 07.10.06.
Нашей Собаке по имени Щена.
Господи, прости, нам
была как дочь
Эта псина.
Бард Борис Егоров.
Я думал о смерти легко и с надеждой,
Я думал, устав просыпаться и жить:
Господь обойдется не круто с невеждой,
Который научен искусству грешить.
Я думал о смерти с надеждой. Однако,
Круг мыслей подобных пришлось разорвать,
Когда заболела смертельно собака:
Безропотно, молча легла умирать.
Собака любимая, псина святая,
Прожившая в мире без гнева и лжи…
Я все-таки вижу: она, погибая,
Надеется, хочет и стала бы жить.
Последняя служба любови несложной -
Собачей любови: отныне и впредь
Я знаю, и знание то непреложно:
Желание смерти – духовная смерть.
И знаю всем сердцем, всей мыслью, всей кровью,
Хоть в сущности это известно давно,
Что нашей людской, ненадежной любовью
Нам даже собаку спасти не дано.
26.10.06.
КОНЕЦ ЯНВАРЯ 2003 ГОДА.
У нас январь, в Италии январь…
Такое, право слово, квадраченто…
Январь по-русски – ласковый букварь
Наука выжить как-то, с кем-то, чем-то.
В Италии не знаешь – верх иль низ,
То небо или море, дух иль тело?!
Январь у нас – их неореализм
Бесхитростный, печальный, черно – белый.
27.01.03.
Андрею Макарову
при вручении стула.
Дарим стул Вам, быть по сему.
Жизнь без стула – голодному грелка.
Ведь без стула – и стол ни к чему,
Без стола – бесполезна тарелка.
Без тарелки еда – эвфемизм:
Бутерброд на полу на газетке –
Первобытнейший социализм,
В коем радости скупы и редки.
Кто без стула, тот самосадист.
Стул – важнейшее дело в культуре:
Первый в мире энциклопедист
Совершал подвиг мысли на стуле.
Напряжён до сведения скул,
Ведь пишу я к торжественной дате.
Словом, вот что: да здравствует СТУЛ,
Да ликует его обладатель.
06.02.03.
Из цикла «ПУТИ ГОСПОДНИ»
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ.
Предчувствуя кончину, каждый миг
Переживаю словно миг последний,
Яснее, глубже понимаю мир,
Ведь этот мир – немного мой наследник.
Я жил да был, прошел огонь и медь,
И омут вод (Так век мой прожит)
В масштабе скромном, но и это смерть,
Гроза живых забрать с собой не сможет.
Не слишком трудной жизнь была? И пусть.
Но и не слишком легкой, бесшабашной.
Любая жизнь – тяжелый крестный путь,
Последний путь, единственный и страшный.
О смерти тихой Бога не просил
И не прошу. Молю Его Святыню:
Не дай мне, Боже, боли выше сил
На той Голгофе, где мой след остынет.
14.02.03.
МОРЕ ГАЛИЛЕЙСКОЕ.
( Хождение по водам)
Живое море – море Галилеи!
В земле пустынь, пророков и скорбей
Ты, сонмы рыб в пучине вод лелея,
Питало жизнь библейских рыбарей.
Мы всё шумим, всё «ищем Бога» где-то,
Слова мотаем на душу, на ум…
Ты молча помнишь, как из Назарета
Пришел Христос к тебе в Капернаум.
Его ступням ты станешь нежной твердью,
Омоешь их весёлою волной,
Как будто возглашая: люди, верьте,
Се Божий Сын, се Бог – и ваш и мой.
Но и тебя не миновало горе –
Закон страданий миру Богом дан –
Ты знаешь: умирает в мертвом море
Твой первенец – священный Иордан.
05.03.03.
Из цикла «ПУТИ ГОСПОДНИ».
КРЕСТНЫЙ ХОД НА ПАСХУ.
Памяти Марии
Александровны Бардеевой.
Пожалуй, утомясь от бега,
Остановило время бег…
Вот храм семнадцатого века,
Вот полночь, двадцать первый век.
Какое счастье. Как всё просто:
Вот льдинка хрустнула опять,
Вот ветерок, птенец – подросток
Уже пытается летать.
Махнет крылом и словно тонет
В пасхальной, призрачной ночи,
И я почти держу в ладони
Горячий огонек свечи.
Умрем? Жизнь это обещает.
Умрём. А здесь опять, как в старь,
Наш путь недолгий освещает
По-детски праздничный фонарь.
Что нам унылые законы,
Что их нелепая печать?!
Вот-вот малиновые звоны
Великопостную печаль
Развеют. Звон как Песня Песней!
Умрём. Но не впадайте в стресс.
Христос Воскрес и мы воскреснем,
А Он – Воистину Воскрес.
12.03.03.
Кое– что о «СЕРЕБРЯНОМ ВЕКЕ»
ЗАВЯЗКА
За окнами гостиной
Снег, над рекою пар
На полке на каминной
Часы и портсигар.
В часах немного прока,
Часы давно молчат,
Забытое барокко –
Всё время первый час.
Каминная решетка,
Каминные щипцы,
Дрова, огня чечётка.
Ах, Феникса птенцы!
Теплом судьбы согреты,
По стенам тут и там
Тяжелые портреты
Детей, господ и дам.
И яркий италийский
Пейзажик: водопад.
Обои – буйство листьев
И темный виноград.
Уютно рыбке в тине.
Зима, начало дня,
Усталый камердинер
На стуле у огня.
Вон сторож. Он при деле.
Он запирает дверь.
Усадьбы сей владелец
В отсутствии теперь.
Известна всем угроза
Метелей, вьюг и пург.
От первого мороза
Бежал он в Петербург.
РАЗВЯЗКА
Там, правда, тоже холод,
Но он к сему готов:
Художественный голод
Страшнее холодов.
О, велий град державный!
Зачем – не внять никак –
Последний гвоздь твой ржавый
Ценней золотника?
Трамвай, авто, погоны,
Высокий политес,
Изящные салоны
Изящных поэтесс.
Искусство для искусства,
Распад, разлад, размен,
Возвышенные чувства
Изысканных измен.
Соскальзывая на пол,
Шуршит муар в тиши:
Любовь – как будто на кол
Седалищем души;
Театры, рестораны
И фильма в Синема;
Предчувствия, как раны:
Вполне – сойти с ума.
И жизнью баловаться,
Как висельник с тюрьмой
Под бред мадам Блавацкой
И с прочей кутерьмой;
Всё видеть, знать и всё же
Не обнаружить шанс…
Стихи, вино и ложе –
Роскошный декаданс.
Элита совершенных,
Крича, шепча, сипя –
Молитва оглашенных
К себе и за себя.
О, город, город, город!
О, дым твоих печей!
О, споры, споры, споры,
О, горы, горы, горы,
Стихов, статей, речей.
О, город света, смеха!
Весёлые года –
«Серебряного века»
Начало, господа.
ЭПИЛОГ
Сей термин не научен.
Не кончится добром:
Прилип и всех замучил
Фальшивым серебром.
Его, сокрыв хитринку,
(Отмечу я за сим)
Отдал за четвертинку
Великой маме сын.
Кто прошлое помянет,
Тому… Но дело в том,
Что этот век потянет
На «Бронзовый» с трудом.
P.S.
Скажу я в лоб и строго:
«Вы жили… Но без Бога»
16.03.03.
ПРАЗДНИК ПОКРОВА БОГОРОДИЦЫ 1968 ГОДА
ПОД ВОЛОКОЛАМСКОМ
Словно в шумной опере
Пауза короткая,
Было в жизни: во поле
Позабытый храм,
Лошадёнка кроткая,
Вороньё – не соколы,
А вокруг да около
Снежный пух и прах
Храм – руины горькие:
Без окон, без купола…
Сквозь снежинки колкие
В прошлое, как в сон,
Три столетья убыло,
Грустное четвертое –
Хищное и вёрткое…
С ним не сдюжил он.
Снег во храме Божием…
Первый снег по осени.
Ангельскою кожею
Покрывает снег:
Поле, лошадь, сосенки.
«Зонтики» порочные,
Неприятно прочные –
Им покрова нет.
Я был молод. Нервное
Это время – молодость.
Все грехи, наверное,
Молодость влекут
И кусают холодом.
Младость не научена.
Совесть душу мучает,
Мысли мозг гнетут.
Вдруг во чистом во поле,
В тишине заброшенной,
Где глухими воплями
Не добыть огня,
Здесь дика, не прошена,
Радость непонятная
Теплая и внятная
Обрела меня.
Это было, Господи!
Ныне мысли с проседью,
Стали мысли с проседью,
Жизнь – всегда права.
Это было! Осенью:
Поле, лошадь, сосенки,
Храм, метель без просини…
Праздник Покрова!
08.05.03
Эпиграмма о любви и смерти
Н.Н. Коржавиной (накануне 8 марта)
«Ты умираешь, скоро сгинешь», -
Пророчат мне кому не лень.
Их аргументы – дребедень:
Какой-то протромбин в крови…
Да, я умру, но от любви
К изящной кардиологине.
Моя любовь – не доллар. Цент.
Зато я верный пациент.
04.03.03.
БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА
. Я прошу вас очень, люди, не врите
На российских языках, на иврите
И на прочих, на каких говорите,
Ну, пожалуйста, ребята, не врите;
На Хоккайдо, в Аргентине, на Крите
Постарайтесь – это просто – не врите;
Ни политик, ни художник, ни критик,
Ни, тем более, священник – не врите.
Есть на всех на вас единственный Зритель
Тот, Который видит.
НЕ врите!
17.06.03
ПРОЗА ЖИЗНИ
Scientia potentia est
( Знание – сила)
Угроза склероза,
Опасность инфаркта…
Унылая проза
Житейского факта.
Подарок подагры;
Супруга тревожит,
Увы, мне Виагра
Уже не поможет.
И «порно», и плети
(А всё-таки жаль, блин,
Ведь было ж, стоял же
Мой «друг» дирижаблем).
Закончить красивой
И мудрою фразой –
Мол, Знание – сила?
Однако, зараза,
Угроза склероза
Унылая проза.
26.06.03.
РАЗМЫШЛЕНИЯ
Я не пишу. Ни прозу, ни стихи.
Совсем отвык от прелестей искусства.
Всё дело в том, что нищи и тихи
Мои вполне стареющие чувства.
О чем писать? Что трогает меня?
(В мои лета, пожалуй, что любого):
Цвет неба летом в середине дня –
Сиреневый оттенок голубого.
На этом фоне, словно веселясь,
Родной сосны неприбранные патлы,
Ажурная реликтовая вязь
И облаков ненужные заплаты.
О чем ещё? О смерти? Что о ней?!
Не первый я. И не последний, точно.
Так в древних битвах топотом коней
Поставлены бесчисленные точки.
И только память, что во мне жива,
Как аромат июньского пиона,
Как фидиево чудо Парфенона,
Ещё способна диктовать слова.
17.07.03
ОДА ДОМУ И ПРЕДКАМ
Памяти Антонины Александровны
Есаковой – тети моей.
Ах, разгулялась непогода,
На все четыре стороны:
Дождя, что у Кощея злата,
И от восхода до заката,
И от заката до восхода
Уж третьи сутки мать Природа
Совсем не знает тишины.
Вдоль по просторам мирозданья
Туда, сюда и снова прочь
Вполне – скандал с битьем посуды,
Мои травмируя сосуды,
Моим инфарктам в назиданье,
Слегка покачивая зданья,
Гуляет ветер день и ночь.
В моем дому тепло и тихо,
Пусть эта бешеная «ню» -
Природа грубой страстью пышет,
Что нанесет увечье крыше.
И не такое видел лихо
Мой дом, встречая ликом к лику
Беду. Я крышу починю.
Мой дом родной, ты «ветхий деньми»,
И в этом прелесть для меня.
Ведь сохранил себя достойно
Ты в революциях и войнах.
А на миллениум был с теми,
Кто гордо – горечи не тени –
Вторую сотню разменял.
Мой дом родной! Моё наследство!
Мы оба стары – это плюс:
Наследник я такой ленивый,
Как над ручьем ленивы ивы,
Ты знаешь действенное средство –
Напомнить мне родных и детство
И я тогда легко молюсь
О всех, о всех «зде прежде живших»,
Мне сей земной покров творивших,
Меня воистину любивших,
И ничего-то не боюсь.
Ах, разгулялась непогода
На все четыре стороны,
Уж третьи сутки мать Природа
Совсем не знает тишины…
В моём дому тепло и тихо.
04.09.03.
ОСЕННЯЯ БЕССОННИЦА
О, Господи! Осень. Дурацкие сны.
Спать бы, но лезут мыслишки о разном…
В кривой одногубой улыбке луны
Бездна сарказма.
Ночь.
Товарняки вдоль по рельсам скулят,
Так динозавры скулят в поднебесье.
Похоже на то, что пошли погулять
Крупные бесы.
Что ж, скоро зима – их бесовский уют,
Им ведь метели, что женщинам спицы,
Печально - на север, печально – на юг,
Вот и не спится.
13.09.03.
МОЛИТВА
Ночь. Время покоя душе и уму,
Молюсь, мне молитва – охрана.
И слышу во сне? Наяву? Не пойму –
Как будто бы звуки… Органы?
Названий не сыщешь для Божьих чудес…
А звуки летят и не тают,
То светлую музыку темных небес
Прозрачные звезды играют.
Посвящение
Выходит Света за Романа,
Героя своего романа.
Милей, чем нежный лучик света
Роману Света.
Роману свадьба - не финал,
Вина, друзья, ещё вина!
Пусть продолжается роман,
И ave Света и Роман.
28.09.03.
Из цикла «ПУТИ ГОСПОДНИ»
БЕГСТВО В ЕГИПЕТ
Старый Иосиф медлит:
«За восемьдесят – не шутка,
Сердце заныло намедни,
Стало бессмысленно жутко;
Голос Господень слушал,
И снова сердце заныло,
Страх заморозил душу:
Приду ли на берег Нила?!
Что с младенцем случится,
Коль не осилю дооргу?1
Нет, мне пора научиться
Верить великому Богу.
Слово Господне честно,
Но путь – словно подвиг ратный,
Хотя дорога известна,
Особенно путь обратный».
Змейкою или рыбкой
Улыбка тронула губы…
«Страх паутиной липкой
Волю мою не погубит.
Не успокоить душу,
Так нечего и пытаться»,-
Рыбка улыбки на сушу
Выброшена задыхаться.
Медлит старый Иосиф
И гложет его усталость –
Осень на сердце и осень
В каждом его суставе.
« Верю в наказ Господень –
То воля Его и сила,
А я, значит, нужен, годен
Спасти от напасти Сына!
Эх, на дорогах слякоть…
Зато нисколько не жарко…
Овса на дорожку осляте…
Марию будить мне жалко».
Медлит Иосиф старый
В мыслях, в полон его взявших.
В небе Звезда и отары
Беленьких агнцев озябших.
Восток светлеет по кромке,
Милей не создать картины:
Хрумкают сено в сторонке
Тихие две животины.
Бегство в Египет, бегство!
С бегства начнется детство
Господа нашего Иисуса Христа.
11.02 – 09.03.
БАЛЛАДА О ПАСХАЛЬНОМ ЗАЙЦЕ
Ирине Родионовне Килачицкой
I
Ветр гуляет по вершинам,
Гнёт стволы немых древес;
Хлад по косточкам, по жилам;
Хлад от ада до небес.
Кто тут в этакую пору?
Не бежит ли от чего,
Пряча взор, подобно вору?
Ждет кого? Иль ждут его?
Лес! Приют людей весёлых!
И злодеев, и гуляк.
Каждый ясно виден в селах,
А в лесу – кто друг, кто враг?
Лес людей не любит. Даже
Их боится он. И прав.
Ждет от нас он только кражи,
Буйства, грязи и потрав.
Этот путник с лесом ладит:
Несмотря на хлад и ветр,
Он то деревце погладит,
То сухую сломит ветвь.
Кто же он, сей путник странный:
Вор, бродяга иль монах,
В нищенской одежде дранной,
С грубым посохом в руках.
И с брадой содою старца,
Пряча взор под капюшон,
Здесь в лесу на склонах Гарца
Странный путник, кто же он?
Всё узнаем станет время…
Ныне – непогодь в горах.
Хлад и ветр. Сурово бремя –
Поздней осени пора.
II
Тьма в лесу, хотя не вечер,
Ни тропиночек, ни вех…
Вот идёт ему навстречу
Утомленный человек.
Ружьецо, ягдташ, но дичи
В нем не видно, пуст ягдташ,
В бурю нет в лесу добычи.
Тут промолвил путник наш:
«Мир тебе, и Богу слава!» -
Пряча глубже взоры в тень –
«В ста шагах отсюда, вправо
Лёг упитанный олень.
Ждёт тебя. Готов он к смерти,
К жертве праведной готов.
Не умрут от глада дети –
Так велит Закон Христов».
III
Хлад и ветр, и бесполезно
Кутать тело: ветр и хлад.
Всё идет – бредёт по лесу
Путник. С целью? Наугад?
Дождь. Нога скользит всё чаще.
Хорошо, что посох – друг.
И услышал он из чащи
Дробный, чистый, теплый звук.
Он туда. Там лесорубы
В поте лиц вокруг сосны,
Топоры их что ли грубы,
Древо ль крепко? До весны
Им бы тут трудиться честно,
Брать сосну на абордаж.
А свалить бы? Неизвестно.
Тут промолвил путник наш:
«Мир вам, люди. Слава Богу», -
Пряча в тень поглубже взор –
«Я пришел к вам на подмогу,
Ну–ко, дайте мне топор.
Древо се готово к смерти
К жертве праведной. Велик
Тот, кто, чтоб не мёрзли дети,
Умереть сосне велит».
Взяв топор, он просто дунул
На сосну, и пала та.
Лесоруб один подумал:
«Это что же. Как же так?»
IV
Хлад и ветр, и бесконечный
Дождь, бесстыдный и нагой…
Словно солнышко беспечный,
Жаркий , радостный огонь
Видит путник недалече.
Кто усталый в дождь в лесу
Безнадежно кутал плечи,
Знает. Коли вдруг блеснул
Впереди горячий, дикий
И презревший бури гнёт
Жадный огонь многоязыкий,
Он усталого спасёт.
Уголь выжигал древесный
Там согбенный человек,
Ремеслом своим известный
Всей округе. Весь свой век
Он работал. Зимы, вёсны,
Круглый год в глуши лесов
Выжигал он угль древесный
Для окрестных кузнецов.
Дёготь гнал, чтоб не скрипели
Оси бричек и телег…
Жизнь – едва не от купели –
Сей трудился человек.
Не стяжал трудом достатка
И теперь – то вздох, то стон –
Из последнего остатка
Избывает силы он.
Жаркий огнь желает пищи,
А старик совсем ослаб.
Пряча взор, наш путник нищий
Произнес тут: « Верный раб,
Скромный раб Христа, Владыки
Сил земли, небесных сил,
Навсегда огня языки
Ты отныне угаси.
Старче, стонам заунывным
Внял Господь. Домой ступай.
Будет полон неизбывно
Углем ветхий твой сарай.
V
Хлад и ветр, да лес дремучий,
Путник наш один в глуши,
Не пробьется солнца лучик,
Пуще дождь, и - не души.
Ни души? Оно бы – благо.
Чу, людей шаги слышны…
Что за грозная ватага,
Словно нехристи страшны?
Сколь за ними дел злодейских?!
Ружья, ломы и ножи…
Грабежом купцов ганзейских
Добывать себе на жизнь
Хлеб да соль – вот их обычай,
Убивать – привычно им.
Чтоб сытней была добыча,
В дружбе с дьяволом самим.
Впал в разбойники (печально
Так говаривали встарь)
Путник наш. Тут их начальник,
Их владыка и главарь,
Говорит: «Как видно, неча
Взять с тебя. Коль хочешь жить,
Ты отныне, человече,
Будешь верно нам служить.
Чистить, мыть, колоть поленья,
Брашно подавать, питье:
В службе честной и без лени -
В ней спасение твое».
Пряча в тень поглубже взоры,
Отвечает путник наш:
«Вы ушкуйники и воры,
Вы друзья убийств и краж.
Много добрых здесь людей я
Встретил», - продолжает он –
«Им служить готов, злодеям -
Не велит Христов закон»
VI
Хлад и ветр и дождь всё пуще…
Что же будет, Боже мой?!
Средь лесной промозглой кущи
Связан – руки за спиной,
Бит разбойными руками,
Дерзкой силой повлечён:
Больно коль ногой о камень
Иль о дерево плечом.
И в разбойничьей пещере
Брошен замертво к стене
Путник наш. Знать крепок в вере,
Если в жуткой тишине
Славит Бога путник странный:
Имя дивное Христа
Призывают неустанно
В кровь разбитые уста.
Что ж умолк глагол молений?
То в тиши пещеры вдруг
Услыхал страдалец пленный
Непонятный тихий звук.
Не змея ль шуршит по камню,
Не ползет ли гад иной? -
Се неведомо пока мне,
Что же будет, Боже мой?!
VII
«Кто тут, кто?» - а шорох ближе –
«Кто?» - в ответ молчанье, но
Вот уж кто-то руки лижет,
Что во узех за спиной.
Вдруг наш путник несомненно
Ощутил свободу рук:
«Кто ты?»,- спрашивает пленный.
«Я – зайчонок, я – твой друг.
Видел я, тебя злодеи
По камням и по кустам
Повлекли: так иудеи
Казни предали Христа.
Шёл по следу. Было страшно
На разбойничьем пути,
Но важнее жизни важно
Было мне тебя спасти.
Чем закончится затея
Я не знал, но в этот миг
На разбой ушли злодеи,
В тьму вертепа я проник.
Перегрызена веревка,
В этом я умелый зверь,
Жаль верёвка – не морковка,
Но свободен ты теперь»
VIII
Спас меня ты. От верёвок
Ты меня освободил.
Ах, зайчишка, ах, зверёнок,
Ты награду заслужил.
Страха ты презрел унынье –
Свойство заячьих племен.
Знай, зайчонок, что отныне
До скончания времён
Волк, лиса, медведь, охотник
(Всякий хищник – вот беда –
До зайчатины охотник!)
Причинить тебе вреда
Не сумеют. Будь покоен
Наяву ты и во сне.
Есть причины, верь, по коим
Это сбудется вполне.
Но за то прошу – смиренно
На себя принять обет:
Ежегодно непременно,
До конца счисленья лет,
В ночь Святой Христовой Пасхи
Не сидеть в своей норе,
Быть посланцем Божьей ласки
Всей окрестной детворе.
Незаметно, ловко, споро,
Как умеешь только ты,
Подлезая под заборы,
Продираясь сквозь кусты,
Поспешать, что будет мочи,
Во крестьянские дворы,
Чтоб ещё до края ночи
Богом данные дары,
Словно капли зорьки чистой,
Словно радости капель,
На капустный лист росистый,
Как в крещенскую купель,
Древний символ Пасхи – яйца
Опустить и… был таков
Ко двору другому. Зайцу -
Это пара пустяков!
Утром дети встанут рано
В огороды в тот же миг:
Там, сквозь легкий дым тумана,
Пасха светится для них.
IX
Хлад и ветр, и дождь, конечно.
Глупый дождь неутомим…
Путник наш в глуши кромешной
И зайчонок рядом с ним…
С грустью ныне я оставлю
Их в том сумрачном лесу,
Имя Господа прославлю
И молитвы вознесу
О спасении идущих
И плывущих в грозной мгле,
Живших всех и всех живущих –
Всех людей на всей земле.
С верой детскою наивной
Богу словом послужу:
Кто же был наш путник дивный
Я смиренно расскажу.
Так давно случилось это,
Что не помнят и когда.
А известно, в эти лета,
В эти давние года
Совершались, и редко,
В мире Божьи чудеса:
Видно, души наших предков
Были ближе к небесам.
О таком великом чуде
Весь рассказ правдивый мой,
Чтоб узнать, какие люди
В чаще бодрствуют лесной,
И какая их забота
Держит их и день и ночь,
Тяжела ли их работа,
И не надо ль в чём помочь.
Снизошёл с небес грядущий
К нам в юдоль трудов и слез
От щедрот Эдемских кущей,
К нам в осенний хладный лес,
К нам в юдоль скорбей и боли
Властелин небесных сил,
Благовестник Божьей воли,
Сам Архангел Гавриил!
Обладатель сил несметных
Пожелал убогим стать,
Чтоб в лесу никто из смертных
Не сумел его узнать.
Легче «старцу», что бездомный
Переносит хлад и ветр,
Прятать свет очей бездонный,
Грешным людям страшный свет.
Ярче сотен диких молний
Взор Архангела святой!
Если грешник своевольный
Встретит взгляд его, слепой
Отойдет. (Ах, всякий взрослый –
Пленник собственных страстей),
Потому Архангел взор свой
Паки прячет от людей.
А разбойников – злодеев
Пощадил святой зачем?
Может кто-нибудь владеет
Тайной сей, а я не вем.
X
Кончен сказ. В чернилах палец.
Чай заварен. Резь в глазах.
Александр немудрый старец
Се с молитвою писах. 31.01.2005