О том, какими разные бывают мнения и как трудно остаться при своем.
Двое за буфетным столиком. Двое студентов. Студенток. Первокурсниц.
У них закончилась пара по философии и есть еще масса времени — впереди выходные.
К ним подхожу я, сажусь и слушаю их разговор.
Разговор о преподавателе философии.
- Ну вы что, не слышите, о чем я говорю? При чем здесь дальтоники, если я говорю вам о времени и пространстве. Кант говорил о времени и пространстве!
-Да, но ведь мы познаем органами чувств, а Кант говорил, что они априорные и для всех одинаковые...
- Все! Вы не о том говорите!
Был такой диалог на уроке у меня и у обсуждаемой преподавательницы. Да, популярностью она определенно не пользовалась.
- Самое трудное, - говорит Лера, старшая из двух, закончившая духовную семинарию, - самое трудное, это сдерживать ненависть. Я просыпаюсь сегодня и понимаю, что я никуда не пойду, не могу пойти.
- Знаешь, но ведь каждого человека можно оправдать, надо только знать его историю — говорит вторая моя сокурсница.
- Да, да, я тоже пыталась себя на строить на правильный лад, говорила себе, что это не по-христиански, это неверно... Но знаешь, на самом-то деле то, как она себя ставит: что все кроме нее дебилы, то, что они обязаны что-то знать, чего знает она, а они не знают — это не этично, не красиво. Это просто обидно на самом-то деле. Конечно, есть умные люди, которые могут сглотнуть, проглотить все это, но далеко не все. И страшно то, что она говорит об очень важных вещах...
- Да, о бытие, об очень важном..
- Да, так вот, многие же кто пришли сюда, они впервые познакомились с философией,теперь у них этот важнейший предмет будет вызывать отвращение. Потому он что будет ассоциироваться с этой Людмилой Ивановной. Может она и что-то интересное говорит, но то КАК она это говорит, портит абсолютно все. Потому что форма очень важна. То есть, например, мне посчастливилось узнать о философии не от нее, я знаю то, что она говорит и даже больше, мне это «прививка» не страшна. Но вот другие... Скажи, я ведь права? - Лера обратилась ко мне.
Тогда я уже, к счастью или нет, дожевала свои бутерброды и..
- А вот как спрашивается, понимать непорочное зачатие? А? Как можно родить деве? Попробуй, пойми..
- Простите, но давайте не будем так. Здесь есть верующие люди, им не приятно, когда...
- Так это мои и занятия и я решаю, о чем мы тут будем говорить, а о чем нет! И причем тут верующие, я же вам про другое совсем... На занятии о чем говорить решает преподаватель, у нас здесь не кружок богословия. Ясно?
Еще один диалог с наших лекций. Я думала, что тогда Лера уйдет, хлопнув дверью. Нет, она кивнула, улыбнувшись, и осталась сидеть.
- Возможно, что для тебя это и правильно, - начала я. - Но я вот с философией познакомилась здесь, в МГУ, при этом и философия мне нравится, да и Людмила Ивановна тоже.. Никой неприязни я к ней не испытываю.
- Ну, каждому свое.
- Форма ее уроков... Дело в том, что я знаю людей, которые преподают в схожей манере. Но то ЧТО они говорят мне гораздо важнее чем то, как они это говорят. А форма, форма, мне кажется, пусть отдается на откуп самим преподавателям, это их право решать как они рассказывают.
А вообще-то, что касается формы, то тут вопрос вот какой: чем полевые суды отличаются от современных? Тем, что в полевых судах у обвиняемого нет возможности оправдаться. Вот вы сейчас над этой самой Людмилой Ивановной устроили полевой суд. Вот такая вот форма, которая меня совершенно не устраивает, а поэтому и по сути-то мне говорить не очень хочется.
Впрочем, последнюю реплику о полевых судах я сказала уже самой себе, сидя в тихом и безлюдном месте. Тут я лишь высказала свое противоположное отношение к преподавателю. И вот, удивительное дело, все, что я говорила, было сказано абсолютно искренне, я действительно так ощущаю, так чувствую, а сейчас передо мной сидят две интеллигентные девочки, разговор спокойный, вовсе не на повышенных тонах, вроде бы ничего такого и не произошло... Но почему же, почему у меня так дрожат руки?