Едешь? – Лариса вызывающе смотрела на меня, облокотившись о спинку кресла.
- Да!
- Какой же ты….
- Я не хочу туда, - тихо сказал я, - ты же знаешь…
- Ты идиот? – нервно спросила она.
- Да, - ответил я. – Прости.
Я взял сумку и вышел.
Уже у лифта я услышал, нет, почувствовал, как она плачет.
Возле икаруса Валерка, располневший и небритый, припечатал меня к груди.
- Ты без Ларисы?
- Да.
- Это Герман! – представил Валерка.
Худощавый немец в очках интеллигентно улыбнулся.
- Очень приятно!
Я пожал ему руку и повернулся к Валерке.
- Кто это тебя так откормил? Зинка?
- Да брось ты! Она кроме омлета ничего не умеет. Это так…комок нервов!
Валерка осторожно надавил комок чуть ниже пупка.
- Ну-ну! Верной дорогой идёте, товарищи! - сказал я и достал из сумки бутылку.
- Уже? – захохотал Валерка, - ещё не сели даже.
- А чего ждать?
Я откупорил бутылку.
- Ты нам там трезвый нужен – Валерка взял у меня из рук бутылку и с наслаждением отхлебнул.
- Не вопрос.
- А Лариса где? – спросил Валерка.
- Ты же знаешь, она не катается.
- Я б свою уже давно научил.
- Такую научишь.
- Вообще-то ей больше повезло: вчера очередь на подъёмники обошла Мавзолей Ленина в 85 году.
Я свистнул.
- Ты помнишь такие подробности?
- А ты? Мы ж с тобой в ней стояли. Я ту школьную экскёшн в жизни не забуду.
- Знаешь, у меня с некоторого времени провалы.
Я подбросил снег носком ботинка.
- Всё в порядке? – Валерка внимательно смотрел на меня.
- Да, - сказал я и пошёл к автобусу.
Когда мы уже сидели внутри: Я, Валерка, Герман в соседнем ряду, причём я специально сел к окну, на что Валерка подозрительно спросил:
- Ты же не любишь у окна?
В ответ я загадочно улыбнулся.
Так вот, когда мы уже сидели внутри, я не выдержал и сказал:
- Валерка, извини, я наверное, не поеду…
- Что? – переспросил Валерка.
Мотор зарычал, и дерево за окном наклонилось вправо.
- Я не могу, - беспомощно сказал я….
- Ты чего? - Валерка с недоумением смотрел на меня.
- Дай бутылку.
- Да там уже пусто. Сейчас!
Он достал и откупорил новую.
- Стакана нет!
- Ничего!
Я отхлебнул и упал в кресло.
Чушь какая-то…всё это…
Она подошла ко мне и попросила снять ботинок. Такая странная девушка с жёлтыми глазами.
- Жмёт? – спросил я.
- Мешает, - ответила она.
- Кто Вам в прокате такие ботинки подобрал? Так же можно ногу покалечить.
Она стремительно спряталась мне за спину, а поскольку ботинок ей я уже снял, то одна нога теперь у неё была босая.
- Вы что? – спросил я.
- Это Петька, - наш руководитель. Ищет меня.
- Ну, так выйдите.
- Он петь попросит.
Петька – молодой крепкий парень скользнул по мне взглядом и, минуту поколебавшись, двинулся в сторону очереди на трамвайчик.
- Ну, вот, - девушка отскочила в сторону на одной ноге.
- Бедные цапли, - засмеялась она. – Я и не думала, что у них такая тяжёлая доля.
- Где Ваши ботинки? – спросил я.
- В рюкзаке.
Она скинула рюкзак, достала сапог и элегантно его натянула.
- Вы певица? – спросил я.
- Я не люблю корпоративы, - сказала она.
- Здесь все поют Визбора, - улыбнулся я.
Петька, - прошептала она, - скорее!
И мы побежали. До сих пор не могу понять, как она обошла меня в своих сапогах.
Мы упали в сугроб, и я спросил, умеет ли она кататься.
- У меня нет ботинок, - ответила она. – Слушай, я хочу сбежать вечером и не против Визбора.
- А Петька?
- А Петька просит про Белые розы.... Слушай, я дам тебе ключи…смотаешься ко мне, принесёшь гитару?
- Зачем? – опешил я.
- Чтобы петь Цоя, - сказала она.
В тот вечер мы пели не только Цоя. Аня сидела на кровати в моей комнате в белых носках, в белой шапочке с бубоном и в перерывах между песнями откусывала большое красное яблоко, которое я вытащил из пустого холодильника. Единственное, что там было.
Пела она чудесно. Скоро в моей каморке Папы Карло собралась вся база, заполнив проход, коридор за дверью и лестницу этажом ниже.
Я никогда не пел в хоре. Оказывается, это похоже на счастье. Тем более, что моего дивного баритона не было слышно.
- Ну вот, - сказала она позже, закуривая и глядя на звёздное полотно, - ты спас меня от Петьки сегодня. – Ты гений!
- Да? – сказал я, глядя на её затяжки и светлое в лунном сиянии лицо. – Это слишком ответственно.
- может быть, - улыбнулась она, - знаешь, какая самая яркая звезда?
- Сириус, - наморщив лоб, ответил я.
- Я ж говорю: гений, - засмеялась она.
- Ты чего? – спросил Валерка.
- Я?
- Вы поссорились?
- Кто? – до меня, кажется, дошло, что обращаются ко мне.
- Очнись, - Валерка положил мне ладонь на плечо.
Я улыбнулся и сказал:
- Мы котёнка завели. Стёпку.
- Котёнка? – захохотал Валерка. – Ты же не любишь кошек!
- Я?
- Слушай, - Валерка внимательно на меня смотрел. – Лариса поймёт, - она у тебя мировая.
- С Новым годом! – сказал я и улыбнулся Герману. – А он по-русски понимает?
- Только два слова, - сказал Валерка.
- О, кей! – сказал я громко. - Happy New Year! – Я поднял бутылку вверх.
Мой английский на этом закончился, и я продолжил:
- Ты не подумай, что я алкоголик. Я вообще не пью. Только по случаю.
И сделал ещё несколько глотков.
Герман испуганно улыбнулся.
- О, кей – я допил остатки и подмигнул Валерке. - Здесь нет слабаков.
- Посмотрим, - сказал Валерка.
«Здесь есть идиоты», - подумал я и закрыл глаза.
- Бросай курить, это вульгарно, - сказал я Ларисе, с раздражением глядя, как она выдыхает сиреневый яд, соблазнительная и прекрасная в свои неполных тридцать.
- Это единственное, что тебя во мне не раздражало, - ответила она.
- Не обращай внимания.
- Не обращаю, - она бросила окурок на бетонный пол балкона. – Петь я уже не пытаюсь. – Но ты прав.
Она вышла, а я поднял окурок и раскрошил в пальцах затухающий конец.
- Прости, - крикнул я в бесконечность, прошёл через комнату и снял куртку.
- Прости, - сказала мне Аня, выдыхая сиреневый дым, когда я, нелепый и пыльный, стоял возле памятника Карлу Марксу, глядя в её жёлтые глаза, в шапочку с бубоном.
- У меня тогда украли куртку на вокзале, - говорил я, беспомощно сжимая руки в карманах.
- Ужасно, - улыбнулась она.
- Там был твой адрес, телефон.
- Бывает.
- Я искал тебя, я же не знал, что ты тогда соврала фамилию.
- Только одну букву, - снова улыбнулась она.
- Зачем?
- Мне не нравилось её окончание. Одна буква всё портила.
- Но я всё равно нашёл тебя, - сказал я, - жаль, что тогда ещё не было интернета… В Мурманске в бюро спасения 911 работали глухари.
- Жаль.
- Я не могу без тебя, - сказал я.
Она в третий раз улыбнулась и провела рукой по моей щеке.
- Я очень раза тебя видеть.
- Ты не понимаешь, - сказал я.
- Понимаю, - ответила она. – Я тебе очень благодарна.
- Я уже десять лет не могу, - сказал я.
- Это неправильно, - сказала она. – Так не должно быть.
- Почему? – спросил я.
- Человек должен помнить только свет.
- Это очень точно, - сказал я. - Но это не должно портить ему жизнь.
- Жизнь – это воспоминания, - у тебя есть больше, чем ты думаешь.
- Я не согласен, - сказал я.
- Ты удивительный, - сказал она. – Ты – моё лучшее воспоминание. У меня есть ещё два часа, в потом... потом я уйду.
Я схватил её за плечи.
- Я не отпущу тебя.
- Ты немного сумасшедший, - сказал она.
- Я люблю тебя, - сказал я.
Она вырвалась и побежала.
- У меня ничего нет, кроме тебя, - закричал я. – Никого…
Она бежала ещё быстрее, чем тогда, на каблуках по тонкому слою льда, расталкивая прохожих, а я лежал на животе и смотрел, как она удаляется.
- Мужчина, Вы не ушиблись? – спросил чей-то голос.
- Я? - спросил кто-то чужой.
- Я?
И тут объявили остановку.
- Я сейчас, - сказал я Валерке.
- Что - уже? - с удивлением спросил он.
- Да.
- Стареешь, - улыбнулся Валерка и с наслаждением отхлебнул из горлышка.
Я вышел. Обогнул здание автовокзала, ряд ларьков, где под стеклом виднелись силуэты бутылок с колой, пачки сигарет и замёрзшие пирожки, свернул на дорогу и пошёл, точнее побежал по обочине, тяжело проваливаясь в грязный снег. А когда из-за угла резко вывернула машина, я отскочил в сторону, споткнулся и покатился с откоса.
Я лежал внизу, лицом к небу и смотрел на звёзды. Звёзд не было. Но я видел Сириус - самую яркую звезду моей жизни.
Меня скрутило. Я блевал любовью на ложившийся снег, я беспомощно смотрел в сторону времени, я покорно кивал, слушая счастливый голос Ларисы и ощущая её ладонь у себя на виске, я ничего не возразил Валерке, который на слова Германа о моём странном исчезновении ответил, что тот ни фига не понимает в жизни, а я просто очень люблю свою жену.