У каждого из нас при слове «Родина", наверно, где-то в глубине души
возникнет образ, что знаком всем вроде бы, но только лишь тебе принадлежит.
В нём ты увидишь то, что сердцу дорого: быть может, лес, а может ширь полей,
огни деревни или стены города…. А я вот вижу белых голубей - моих друзей.
Их было только семеро.
Бывало, стайкой – облачком сквозь высь
летят, как вдруг все в рассыпную, веером, и резко вниз, чтоб в стайку вновь сойтись.
А я, пацан, глядел глазами пьяными на их полёт над лесом и ставком,
над деревенькой нашей и курганами, над краем, где стоял родимый дом,
и счастлив был, наверно.
Но по осени, вслед за тоскливой чередой дождей,
покинул я родные небо с проседью, порог своей избы и тишь полей...
Всё то, чем жил, чем дорожил я ранее, карьеры ради и больших дорог
своим мечтам оставил на заклание, лишь голубей оставить им не смог.
Я верил: город, снегом припорошенный, для птиц привычней будет и милей,
ведь небо здесь и там одно и то же. И я выпускал на волю голубей.
Смотря в их мир с орбиты человеческой, не разглядел в растерянных глазах
родному небу нерушимой верности.
Потом я часто видел их во снах,
Всех, как тогда: взъерошив оперения, на козырьке усевшись плотно в ряд,
глядят кругом пугливо, с недоверием и меж собой про город говорят.
Для них он чужд и полон неизвестности, средь тесных стен, как раньше, не летать,
но почему они здесь, в царстве серости? - никак не могут голуби понять,
А вечер близится….
Не раз я думал: если бы я смог понять их, не полез (дурак!)
на козырёк по дребезжащей лестнице, не торопился гнать их на чердак,
то, может быть....
Но падал снег. По городу, с рабочих мест к домашним очагам,
спешил народ, не поднимая головы и не смотря вслед серым облакам,
что плыли пО небу, где порознь, где рядышком, куда-то вдаль бесформенной толпой,
а между ними белоснежным пятнышком летели голуби на юг,
к себе ДОМОЙ.