Комиссар -балдада-

 
            КОМИССАР      
              -балдада-

Не бил барабан в сто тыщ децибел,
Когда мы - ко гробу стояли.
И все как один (и никто не дебил)
Скупою мужскою слезою рыдали.

Не сыпь королей и валетов - не  вы!
Здесь были отборные  хлопцы,
Все силы, "за счастье" отдавших (увы!)
Чтоб знать, чем душа успокоится.

С двумя фонарями стоял среди нас,
Со взором в туманные дали;
Шинели, бушлаты... и искры из глаз,
А сними и мы, прихожане,
Искали... чего-то искали!..

Вот гордый орёл из Будёновской лавы
(Давно уж стен Александровской Лавры
Лежат его бренные кости)
Стоит с нами каменным гостем.

А тот, что прошёл и суму, и тюрьму -
Он бился и рвался, как праведник в Мекку:
"Ой, вей! Проведите меня к Нему,
Я хочу видеть этого человека!"
Отпетейшие все герои -
И подлинники кто, и гои.

И был среди нас, тот что мачо почище,
И мы салютуем:  "привет, Кибальчишу!"
А так же немало, за счастье народа,
Страдало из доброй чекистской породы.

И каждый мечтал увидать светлый Лик...
Вдруг, кто-то воскликнул: "полундра! 
Откуда, о братья, здесь этот возник -
Нахальный макслиндер во фраке с цилиндром?"

Зачем этот ферт? это что за фокстрот?
Щас сдохну! откроются старые раны!
Как допустил пролетарский народ
И где карацупы-мухтары-русланы?
Или история двинулась вбок?
Куда подевался всевидящий Пронин?..

Вдруг, всем нам чуждый, спокойно изрёк:
“Джентльмены, а может его похороним?
А чтоб не смущала вас плешка -
На месте святом мы устроим... кафешку.
Прах к праху". – Сказала нахальная ряха.

И небо померкло, и скрылося солнце,
И в ужасе каждый глядел на безумца,
Остекленев от кощунственной брани
(Клянусь, вот те крест, забожусь на коране)
Слезами наполнились очи,
И всем стало грустно нам очень.

И долго ещё нам вещал этот лжуй
И имя трепал Его всуе.
“Макслиндер, ты низкий и подлый буржуй”,
И надпись зажглась “бей буржуя!”
Для каждого это могла стать проверка, -
Он чистые  души коверкал.

Во фраке с цилиндром - он вдруг занемог,
Лицо изменилось нахального сэра:
В тиши гробовой разорвался щелчок,
И вьётся дымок из ствола маузЕра.
Мы знали - ответить ему за базар
Придётся! И голосом твёрже полена
Спокойно и просто сказал комиссар:
"Ну кто ещё хочет Нетленного Тела?"

И в душах запел, словно ангельский хор,
Так сладко, аж сердце немеет!
Над куполом главным Святой Триколор
Под Красной Звездою трепещет и реет;
Знамёна проносят в отменном порядке,
Тачанки и танки буравят брусчатку,
Желтков-куполов назидательный лоск
И "смачно-кумачный сплошной переплеск".

Вот те, что свободу нам дали силком,
А нынче в кирпичной ограде;
По чреву Лубянки железный нарком
Проходит последним парадом.
Непоколебимо шагают отцы:
Фаланги, фашины, будёновцы!..
Стальных лошадей, держа под уздцы.

Вот строй социально "дальних" и "близких",
Идёт меньшевик, наверно Вышинский,
Провозглашая: "закон - это дура";
Слышны и другие суровые суры.

С Дыбенкой подмышкой, в мальчишьей причёске
Идёт Коллонтай (зае....  она в доску).
Помни папа, помни сын,
Каждый плюгавый мальчишка:
Брак – это старого мира отрыжка!
Отныне чтоб все, как брат-брату,
Мы стали, отрясшись от брака.

Громовым раскатом разносится бас -
И вот, в кобурах и кожане,
Сплошная "ИДЕЯ" - и в профиль, и в фас -
Возникла в кровавом тумане.
Он с нами, Он с нами! навеки Он весь,
Горит купиной, словно добрая весть!

И я улыбаюсь - ну как удержаться,
Чтоб к складке шинельной щекой не прижаться?
Кругом всё родные и добрые лица
(И некуда деться!..) и Штирлиц! и Штирлиц!
Я счастлив, что нет мне минуты покоя,
И я прижимаюсь небритой щекою!
И сразу спокойно так стало,
И тьма никого не объяла.

Вдруг! надпись зажглась: МЕНЕ, ТЕКЕЛ... ИКЕЯ.
И каждый, аж вздрогнул: "О, где ж я... и де я?" -
Ведь каждой каштанке нашей и  тёткиной,
Коль не мытьём, так значит плёткой,
На завтрак, конечно, обед и на ужин
Нужен марксизьм, марксизьм только нужен!
Не в силах мы были снести этот фарс,
И вскрикнул внезапно поруганный Маркс.

Я с теми, кто вышел строить и месть,
Как ныне сбираюсь на страшную месть.
Эй, пролетарий! Слушай, рабочий,
Как неумолчно гудит “кровь и почва”.
Никто не избегнет заслуженной кары -
Ведь каждый второй, раввин иль картавый!
А в небе дрожат, о, блаженные миги,
В экстазе сплелись мессершмидты и МИГи;
И девушка наша проносится фурией,
В безмолвном кружении моритуря.

И никому не нужен покой,
И наш бронепоезд плывёт верным галсом,
И вечный нацлидер, такой молодой!
За правду(за Прагу!) с врагами стебался.
.......................................
.......................................

Не умолкает тревожный набат...
Вновь надпись (мигает) ”шабат - так шабат”.
Вскрылась, зияет истории прорезь,
В общем строю, все кто боролись,
Готовятся в путь инфернальный,
И тройственный профиль медальный.

Давайте же, братья, сплетая венок,
Наполним до края густое вино.
Так выпьем, о други, за жизни элизиум:
За ИНТЕР-НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМ!
Поднимем бокалы, содвинем их разом...
(Кто в ответе за этот маразм?)

И вновь вечный бой, вечный бой, вечный бой -
К извечному счастью дорогой прямой;
К чему коридоры и лабиринты?
Уж лучше пуля или карниз!
Из тех коридоров и лабиринтов
Казалось сподручней -
                вниз!


Что было?.. Что будет?..

Что было - то будет:
Картишки, как встарь, не врут,
И что Жостово, звонкий,
Куда-то бежит и бежит комиссар
По шосткинской блёклой зелёнке.
Окна разинув, стоят магазины -
Зины и зины у каждой корзины. -
Счастливый народ, без унынья и лени,
Ступени считает, вставая с коленей,
В расцвеченном воздухе гроздья салюта,
И в каждой витрине венцы “абсолютов”.