Чисто выбритая, она приходит к нему.
Он прожигает ее пальцами насквозь.
Без извинений свое сухое «иначе не могу»
Швыряет в ноги ей. Тоску
Забыла лишь на час.
Не нам судить ее, но ей, наверно, можно нас.
Улыбка, словно нагая,
Прикрылась его светлыми волосами.
Ему это совсем не сложно, и без прикрас
Сказав ей всё, он, уставший, засыпает.
Она еще долго смотрит на губы и щеки.
Сегодня расстояние минимально.
Ей так хотелось откровенность ему на блюдце. /Еще бы/
Но утром бросит лишь обычно-прощальное.
До ноябрьского рассвета ровно 120 минут.
Клетки радости, что в ней поют
Непременно с солнцем умрут.
Останется лишь пальто,
Пропахшее его одеколоном,
Надорванные лифчик и мысли.
И теперь всю неделю ее жизнь будет неполной,
Как бутылка недопитого игристого.
Скоро придет еще одна. /Или две?/
Он как всегда не сможет не помочь.
А она на сломанном каблуке,
Запыхавшись, выдохнув чувства в шаль,
Уткнувшись в его воротник, едва дыша,
Пролепечет «останься, прошу».
Слова налетят на «иначе не могу»
И вдребезги. И обожгло нутро.
/Ему же всё равно/
Потом она опять напишет слишком много,
Чтобы это стало правдой хотя бы на треть.
Она так и будет несмелыми поджилками гореть.
А ему никогда не научиться греть.