Она приходит к нему каждый раз, когда грустно.
По-настоящему больно, по-настоящему тускло.
Ей почти сорок, ему – на год больше.
Она знает все его привычки, и где нервы тоньше.
Воздух вокруг его улыбки пахнет корицей,
Он смеётся, смешится, смешит остротой.
Угощает ее блинчиками, сгущенкой и теплотой.
Наливает любимый чай с бергамотом.
Она всегда его воздух уносит с собой.
В прошлый раз он показывал ей фото дочки-первоклассницы,
Фотографии жены на отдыхе,
А потом с улыбкой сказал: «Стали старше мы».
Она же мысленно заменяет фото жены – своим.
И это уже не эгоистично ни капли.
Ей всё теперь кажется до безумия простым,
А она себе всё более беззащитной и слабой.
Если бы хоть пару раз, хоть единожды за эти десять зим
Их встречи стали чем-то большим, чем-то иным.
Но у него есть любимая жена и маленькая дочка.
Она еще вчера сыпала песок из пластикового совочка.
Её же постель холодна, тосклива, ветрена.
Как погода любимого ей октября полураздетого.
Она уже не любит, нет, на жизнь вперед хватило.
Но иногда ей кажется, что лучше б было,
Если б она его, пахнущего корицей, вовсе не знала.
Ни дня, ни часа и ни (иногда такой долгой) минуты.
И не было бы этих лет ожидания, и этого бесприютия.
Она уходит от него, как всегда, воодушевлённой.
Так по-девчачьи одурманенной улыбками и смехом.
И что-то нежное, наивно теплится, еще живёт в ней.
До следующего раза, когда ей будет грустно.
По-настоящему больно, по-настоящему тускло.