Березонька
Ой, березонька белою, ты когда-то была,
После боя жестокого почернела кора.
Весь твой сок, твоя кровушка по земле потекла,
Ты, березонька белая, навсегда умерла.
Под корнями березоньки тихо парни лежат,
Молодые красивые, восемнадцать ребят.
Не откроют уж глазоньки, не увидят свой дом,
И трава и березоньки почернели кругом.
Парни жить только начали, но пришла в дом война,
Они взяли оружие, но не их в том вина.
За далекой околицей, мать слезу уронив,
Зарыдала, заплакала – « Мой сыночек, ты жив? »
Но не знает родимая, нет в живых уж сынка,
Под убитой березонькой он уснул на века.
Жизнь отдали за родину миллионы солдат,
По России – по матушке обелиски стоят.
Бокал вина
Я подниму бокал вина,
За тех друзей, что рядом нет.
И закурю я, стоя у окна,
Закрытого на шпингалет.
Потухнет слабый огонек,
Как гаснет жизнь без продолжения.
Короток человека век,
Лишь в смерти ищет он забвенье.
Воюет, жизни не щадя,
За что? Возможно за отчизну.
Могил солдатских города,
Кресты заполнили долину.
Рыдает мама у холма
И крест холодный обнимает.
«Зачем покинул ты меня?»
Слезу смахнув, мать причитает.
Вернусь
Твой нежный голос шепчет в тишине,
« Я буду ждать тебя, любимый.
Забудь на время, милый о войне,
Хоть счастья миг подаришь мне»
Ручьем бежали слёзы по щеке,
Улыбка спряталась за горем.
Платочек, смятый в ласковой руке,
Казался васильковым полем.
То поле нужно как – то перейти,
Живым остаться под обстрелом.
Вернусь, хоть враг отрезал все пути,
Закрою рану белым снегом.
Вернусь любимая, к тебе приду
И майским утром, в День Победы,
Твоим платочком слёзы соберу,
Который душу грел все годы.
Мы – боль
Во мне осталась только ярость,
Во мне осталось только зло.
И боль душевная осталась,
Не стерлась память, горе не ушло.
Бьёт гнев, как по струне, по нервам,
Всё ниже, ниже боли звук.
Я не один, я здесь не первый,
Не разорвать порочный круг.
Нас тысячи, растерзанных войной,
Стране не нужен изувеченный герой.
Кого – то боль обходит стороной,
Мы боль не чувствуем, мы сами боль.
Нам снятся сны, одни лишь по ночам,
Опять война, опять кромешный ад.
И злоба. Ярость острием меча,
По сердцу бьет и колит невпопад.
Вера
Скрыв печаль в густых ресницах,
Смахнув слезу нежной рукой
К плечу, прижавшись словно птица,
Крылом закрыть хочешь тоску.
Но час разлуку приближая,
Минуты превращая в пыль.
Боль, ритм сердца сокращая,
Из счастья сказки, сделав быль.
Вот он, прощаясь, улыбнулся,
И поцелуй, даря скупой,
В дверях еще раз оглянулся,
Дверь, не захлопнув за собой.
Война – попутчица разлуки,
Будь проклят тот июньский день,
Когда, протягивая руки,
В объятьях держишь только тень.
И не дождавшись ласки, тело
Опав, завянет как цветок.
Лишь почтальон, стучась не смело,
Казенный даст тебе листок.
И ты, глазам своим не веря,
Читая заново строку…
Нет! Он живой! – И, хлопнув дверью,
Сжимая боль в душе, тоску.
Ты ждёшь его часы и годы,
Бросая взгляд на пыльный тракт,
Забыв про голод и невзгоды,
Ты, веря, что должно быть так.
Однажды, майским чудным утром
Роса коснется твоих губ.
Душа и тело в ритме чудном
Вновь зацветёт, прогнав тоску.
Любимый вдруг к тебе вернётся,
Пройдя сквозь ад, любовь храня.
В дверях он снова обернётся,
Но не уйдёт, войну кляня.
Узнав, что ты ждала, не веря,
Встав на колени пред тобой.
И поцелуев нежных веер,
Подарит, радуясь судьбой.
Сто не дала в плену погибнуть,
В землянке грела по ночам.
Твоя любовь, надежда, верность,
Во мраке тлела как свеча.
Одев из ситца платье, туфли,
Фуфайку, спрятав под комод,
Присев пред зеркалом на пуфик,
Впервые за четвёртый год.
Ты улыбнешься отраженью,
Улыбка счастья пробежит.
Ведь выиграв главное сраженье,
Любовь и Вера Вас хранит.
Кисет
Война с любовью ходят рядом
В пересечением с судьбой,
Вчера жених, вдруг стал солдатом,
А завтра первый трудный бой.
Лежа в гнилой болотной жиже
Под проливным косым дождем,
От взрыва мины, вжавшись ниже,
Хлебнув воды болотной ртом.
Свистит шрапнелью нудно воздух,
Тьму, разрывая, бьёт фугас,
Стрельнул разок, и снова в воду
Нырнешь за ночь ещё не раз.
Погасли звезды на рассвете,
Туманом тянет от реки.
Окончен бой, холодный ветер,
Эх, покурить бы старики.
Махорка есть, братва, сухая?
Хотя щепотку на затяг-
И вещмешки все разбирая
Один сказал, - махра пустяк.
Кисет держу всегда в запасе,
Телячьей кожей обернув.
Спасибо милой моей насте,
Ночь вышивала, не заснув, -
Кисет тугой пошёл по кругу,
Отсыпав горсть, любуясь им
И вспомнил каждый вновь подругу,
Как тяжело сейчас родным
Одни в полях серпом тяжелым,
Хлеб собирая, вяжут сноп.
Подруги наши, сестры, жёны
Снаряды делают без проб.
Дымят махоркою солдаты,
С туманом смешивая дым.
Четвёртый год им снятся хаты,
Как старым, та и молодым.
Родные, милые столь лица…
Все думы прерваны стрельбой,
Махры последняя щепотка,
Последний для кого – то бой.
Кавказ
Туманом скрыта вновь граница,
укутал горы серый дым.
Лишь щебетанье слышно птицы,
Да тянет воздухом сырым.
Кавказ ты двести лет в преданьях,
Сынов России в ссылку получил.
Здесь гений Лермонтова славный,
Кавказский пленник сочинил.
Ведутся войны век из века,
По скалам кровь бежит рекой.
Дух непокорного абрека,
Кинжал, сжимающий рукой.
Крадётся, жалости не зная,
Наносит со спины удар.
Жизнь, мимолётно прерывая,
тот непорочный божий дар.
Осядет тело подминаясь,
Скала впитает чью – то кровь.
Война, столетья продолжаясь,
сжигает души вновь и вновь.
Век двадцать первый на пороге,
другие люди, смерть одна.
Аул в горах стоит убогий,
Коснулась и его война.
Мальчонка
Мальчонка, лет так десяти
В пальтишке рваном, сам босой.
Прижал собачку он к груди,
Улыбка навевает сон.
Тот сон из прошлого пришёл,
Позвав мальчишку вдаль годов.
С Чечни военный эшелон,
Вернул отца на детский зов.
Блестят на солнце ордена,
Погоны золотом горят.
Встречает сын с войны отца,
Не замолкая, говорят.
Но сон и явь не ходят вместе,
С Чечни не встретил сын отца.
На самом деле грузом «двести»,
Катилась по щеке слеза.
Когда стоял сын у могилки,
За платье маму теребя.
И падал снег холодный липкий,
Тяжелый как его судьба.
Т горя мама загуляла,
в дом водит пьяных мужиков.
Теперь собака одеяло,
В подвале грязном найден кров.
Судьба, надломленная в детстве,
Уходит ломанной кривой.
И никуда ему не деться,
« Надежда, где же, Боже мой?»
Скользнула в омут безнадёги,
Украв счастливые года.
И не найти назад дороги,
Не отыскать мальцу следа.
Пурга окутала могилу,
Пуховым в серебре плащом.
И даже богу не под силу
Устроить встречу раз с отцом.
На заре
Я уйду на заре, покидая свой дом,
Плотно двери входные прикрою.
Не тревожа родных, не прервется их сон,
Только след заметёт мой пургою.
Лишь гитару в дорогу с собой я возьму,
Путь далёкий, Россия без края.
Жаль не ведомо мне, сколько я проживу,
когда час мой пробьет, не узнаю.
Буду песни свои добрым людям я петь,
Про Афган, где остались когда – то,
Не успевшие толком еще повзрослеть,
Побратавшись со смертью ребята.
Я закрою глаза, мир в тумане плывет,
Вижу мать, постаревшую рано.
Сын остался в Чечне, он домой не придет,
Не расскажет, как любит он маму.
Не проснётся сынок, не пройдет по росе,
Он для мамы букет, собирая.
Сколько горя и слез матерей на Руси,
Над могилой солдатской рыдают.
Ввысь взметнулся орёл, только серая тень,
Над поляной зеленой осталась.
Клонит солнце к земле, завершается день,
Темнота над землей распласталась.
Брат
Я приду к тебе на помощь, брат,
Даже если будет буря град.
Побывали мы с тобой не раз в аду,
И хлебнули на войне одну беду.
Видишь, судьбы схожие у нас,
Дай гитару, я спою в последний раз.
Про Афган, двухсотый груз,
Про Чечню, где ты был друг.
Не забыть нам стодвацатки свист,
Грозный и Кабул – название столиц.
Я во сне воюю двадцать лет,
Память не ушла, покоя нет.
Ты моложе не на много брат,
Годы нашей жизни пролетят.
Гор скалистых кряжистый саван,
Не забыть Чечню нам и Афган.
***
Она ждала любимого с войны,
Печаль, скрывая под крылом ресниц.
Встречала мужа часто, когда сны
Дурман, навеяв всполохом зарниц.
Сон повторялся годы напролёт,
виденье ночи, голубой туман.
Медовый поцелуй, души полёт,
воистину так было, не обман.
Слышны ей были нежные слова,
Возможно, ветер вкрался в чуткий сон.
А может под окном шепчет трава,
Иллюзий создавая нужный тон.
« Твои глаза безбрежный океан,
в котором буду рад я утонуть.
А поцелуй столь сладок, вкусом прян,
Любимая, прошел я сложный путь.
Освобождая сёла, города,
В атаку шел лишь с именем твоим.
Окопы, госпиталь, бомбёжек череда,
Прошел сквозь ад, рассеивая дым».
Она проснулась, а слова звучат,
Не прекращалась повесть о войне.
Дым папиросы, закрывая взгляд,
Седым клубом скрывается в окне.
Периметр
Четыре точки по периметру стоят,
Четыре пулемёта сторожат.
Оскал озлобленных мне виден псов,
Да десять лет свободы слышен зов.
Барак холодный, нары возле стен,
Здесь жизнь ничто не стоит, просто тлен.
По пятьдесят восьмой нет жизни для тебя,
Как спичка тонкая ломается судьба.
Снег заметает беззакония следы,
За слово дерзкое лишен свободы ты.
Или сосед из неприязни, просто так,
Напишет кляузу и вот сырой барак.
На годы долгие, может навсегда,
Ты узник Сталина, запишут как врага.
Раскинет ворон черное крыло,
Как будто нет тебя, скрывает тенью зло.
Год сорок первый стелется войной,
Лишь звуки эха за тюремною стеной.
Для нас всё так же непомерно день за днем,
Тяжелый труд, баланда с сухарём.
Кому – то счастье выпало из нас,
Штрафбат, на фронт – свобода хоть на час.
Хлебнуть глоток водицы дождевой
И первый раз уйти в последний бой.
Хоть кровью смыть позорное пятно,
Свободным умереть тебе дано.
Пускай клеймят могилу, всё одно,
Ты принял смерть за милый край родной.
Всем остальным в бараках вечно гнить,
Периметра натянутая нить.
Год сорок пятый, кончилась война,
Наладить жизнь, подняться бы со дна.
Но вот опять предательства мираж,
Тревожит Сталина, нам добавляя стаж.
Так вычитая годы из судьбы,
Мы существуем дальше как рабы.
На воле музыка победы, слышен вальс,
Великий праздник, только не для нас.
Амнистия – свобода для воров,
Шпана гуляет, вновь пуская кровь.
Немногие дождались славных дней,
Могила Сталина и скорбь парит над ней.
Витают души, убиенных сатаной,
в периметре могилы лишь одной.
Пусть после смерти наши имена,
про всё узнает истину страна.
И все родные, отрекаясь от тебя,
Прочтут молебен над могилою, скорбя.
Мы не были предатели, враги,
а судьбы наши просто так сожгли.
Четыре точки по периметру стоят,
Четыре пулемета сторожат.
Поклон
Сними брат головной убор,
Склоняясь до земли.
Поклон героям – не позор,
Залп троекратный пли!
Солдат на вытяжку стоит.
Почетный караул,
тем, кто в земле сырой лежит,
Навек герой уснул.
Вот пролетают журавли,
Крылом, отдавши честь.
О, сколько жизней унесли,
Все войны нам не счесть.
Могилки с красною звездой,
Ряды, ряды, ряды…
Для каждого последний бой,
Для гусениц следы.
Свечу поставил помолясь,
У вечного огня.
Седой майор стоит, склоняясь,
Он на закате дня.
Возможно, памяти ладонь,
Струну души изогнув.
Жжёт сердце яростный огонь,
У памяти в плену.
Тишина
Всегда, хоть в мире, хоть в войне,
На этом свете нет покоя мне.
Друзья ушли туда, за облака,
Не тронет больше их моя рука.
На душу давит мира тишина,
Хотя давно окончилась война.
Налью сто грамм в жестянку боевых,
Я пью за тех, кого уж нет в живых.
Как клонит сон и снова тишина,
А сердце в унисон стучит война.
И клацает затвор, вогнав патрон,
опять кошмар, тревожащий мой сон.
***
Я воспеваю славу вам,
Солдатам истиной России.
Чечню прошедшим и Афган,
Не знавшим слабости, бессилья.
Стою у вечного огня,
Искрится пламя голубое.
Я вижу, плавится броня,
Не уклониться вам от боя.
Взлетая трассы над землей,
Десант прижали к голым скалам.
Наш пулемёт закрыт броней,
Свинцовым огрызаясь жалом.
Он две минуты подарил,
Заслон, поставив смерти.
Сам чашу горькую испил,
Не посрамивши чести.
Мальчишка рослый, Сибиряк,
На Иртыше родился.
Увидеть горы и моря,
Мечтал когда учился.
И вот сбылась одна мечта,
В горах Афганистана.
Под одром смертного креста,
Домой внутри «Тюльпана»
Вернулся в цинковом гробу
Мальчишка стройный рослый.
В рулетку обыграть судьбу,
Ему казалось просто.
Но судьбы наши не игра,
Хоть жизнь копейку стоит.
Когда на кон ставить пора,
судьба тебя расстроит.
***
Стоит передо мной, пятном кровавым
Багровый их, последний тот рассвет.
Ненужно было мальчикам той славы,
И до сих пор мне не найти ответ.
Покрытую во мраке ночи тайну,
Скользящую по острию ножа.
Не разгадать, зачем ведутся войны,
На части души грешные кроша.
Что позабыли мы, скажи в Афгане,
Той дикой необузданной стране.
Мальчишек бросив на закланье,
Оставив жертвами войне.
Зачем Чечня нужна, скажи России,
Осколок треснутой давно скалы.
Тела в могилах наших не остыли,
С Афгана Кладбища полны.
Черный тюльпан десятилетья,
просторы неба бороздил.
Мечты оставив, гибли дети,
С судьбой играя, пел тратил.
***
Я не буду плакать и рыдать,
Женщина любимая покинет.
Правда, мне на гордость наплевать,
только я не женщине, мужчина.
Я в сторонку тихо отойду,
Боль, закрыв сердечную рукою.
Пережить поможет мне беду,
Лишь струна, расправившись с тоскою.
Я налью большой стакан вина,
Чтобы голос стал как нота звонкий.
Вспомню тех, кого взяла война,
Кто не встретит дома первой зорьки.
Капли со стакана, да на стол,
Скатерть алым пламенем горела.
Самолёт ложился на крыло,
Груз двухсотый поместился в чрево.
Так она обманщица слеза,
Падает с вином, в коктейль мешаясь.
Никуда не спрятать мне глаза,
сердце память жжет, в уголья плавясь.
Сержант
А сержант сказал: «Сегодня будет дождь»,
Васильковыми глазами на рассвет.
Пробежала по рукам немая дрожь,
Пуля чиркнула, дробя тугой висок.
И упал сержант, подмяв степной ковыль,
Как тростинка, перебитая судьбой.
На висок стелилась серым дымом пыль,
Смерть окутала кровавой пеленой.
Дробь дождя, смывая красные следы,
Застучал, играя похоронный марш.
Непокорные потоки злой воды,
Неприкаянно считают свой метраж.
Жизнь оборванна, секундомер разбит,
На отметке девятнадцать замерла.
Эхо прячется, со мной не говорит,
Смерть проклятая, опять взяла своё.
Лагеря
Я сидел в лагерях, когда дядюшка Сталин
Подписал не спеша мне такой приговор.
На пятнадцать годков меня закатали,
Лишь за то, что подслушал сосед разговор.
По тайге мой топор всё стучит безустанно,
Взжиком смачным пила тормозит тишину.
Я встаю на заре, и мне кажется странным,
Спящей видеть во тьме, потонувшей страну.
Годы канули в век, нет ЦК и парткомов,
лагеря тех времен поросли муравой.
Только я вам скажу, той порою влекомый,
Забросало добро осенней листвой.
Стали хуже зверей по жестокости люди,
И к богатству стремясь, забывают добро.
Обрывая нить жизни, без всяких прелюдий,
сатане покорясь, сжигают нутро.
Пацаны
Ты скажешь, нет войны, и пусть
Мой голос навевает грусть.
Склонилась ивушка покорно над рекой.
Стакан наполню до краев,
Я молча пью за пацанов,
Уснувших крепко под сосною вековой.
Всплывают всполохи зари,
В кустах мелькают снегири.
Прожитый день окончен и начат.
А память давит на виски,
мне помереть бы от тоски,
Как поминальные колокола звучат.
Фугас на части рвет броню,
не позабыть Афган, Чечню.
Рядами в памяти всплывают имена.
Навек уснули пацаны,
не дотянули до весны,
Кого – то просто забрала в полон война.
***
Горьки минуты расставанья,
Как для тебя, так для меня.
Слезинки разочарованья,
Плывут, мой поцелуй маня.
Опять в Чечню командировка,
Бросает тусклый свет луна.
А за плечом висит винтовка,
Да поезд мчит, где ждёт война.
Ну кто, скажи, придумал войны,
Зачем убогий мне аул?
Фугасов на дорогах тонны,
А я б с тобой, любовь уснул.
На ложе с мягкою периной,
Да накрахмаленном белье.
О чем мечтать еще мужчине,
Когда под смертью ходит он.
Коли вернусь без приключений,
кинжал и пулю обману,
То обниму твои колени,
Разлуки долг большой верну.
Заплачут ивы надо мною,
Слезу бросая в омут лет.
Березки стройной чередою,
Передадут мне твой привет.
В ночь поцелуй уносит ветер,
Скользя над внешнею травой.
С лучом зари, искрой рассвета,
Сопутствует мне облик твой.
Посвящается Варламу Шаламову
Стучит защёлкой портсигар,
Откинув крышку вверх.
Дым папиросы к облаком
Скользит, стирая грех.
Грех, искупленный за тебя
В далекой Колыме.
Семнадцать лет взяла судьба,
Предав его тюрьме.
Не сломлен дух тупой косой.
Скорбящих душ огонь
перекрестившись снова в бой.
Сжимает крест ладонь.
Рудник притопленный водой.
Кирка пудов на пять,
А мысли мучили, -
Домой, вернусь ли я опять?
Жестокость подлостью верша,
Кремля предвзятый суд.
Распявши бога, вновь греша,
Собрание Иуд.
Судьбою правит человек,-
Един, забыв Христа.
О, сколько крови было рек,
Забвенье у моста.
Скользит перо, стирая жизнь,
Подписанный навет.
Твой труп в грязи уже лежит,
Ненайденный ответ.
Строка кончается, поэт
Не сгнивший в рудниках.
Стирая в жизни много лет,
Забывший смерти страх.
Надеясь повернуть судьбу
Течением стиха.
Опять ведёт за жизнь борьбу,
Не кончена строка.
Опали листья пожелтев.
Скорбящий жизни час,
Он умирает, не успев
Долги забрать у вас.
Тюрьмой вся жизнь его была,
Решетка на судьбе.
Сковала мышцы злая мгла
Подобная стрельбе.
Души порыв, да тела боль
Останется в стихах.
Не смыта в строчках его кровь,
забвенье на устах.
Вот белым парусом в тени
Возносится душа.
Мытарства кончилися дни,
жизнь прожил не греша.
***
На божьих тропах, спямши зло,
Нас поджидает притаившись.
Бараков ложное тепло,
да голод, перешедший в сытость.
Ежа колючка в три ряда,
Святым Граалем охраняет
Живых, умерших от труда.
Душа нетленна, боль познает
Скорбящий путник годы ждет
Смерено, набожно свободы.
Четыре вышки, пулемет,
тюремных казематов своды.
Погонщик куплен сатаной,
Со злым оскалом бьет под дышло,
Свобода шепчет за стеной,
Но только вам её не слышно.
Зимы походка скрипом льнёт.
Тяжелый след в снегу оставив,
Советский каторжник льёт пот,
Чтоб был здоров товарищ Сталин.
Здесь каждый день и каждый час,
Тяжелой вехой тянет в годы.
Кирка расколет камня пласт,
А плеть погонщика невзгоды.
Один отмучился вчера,
Считая смерть скупой наградой.
Нательный крест, земли черта,
Колючки кончилась ограда,
Прошел все стадии он ада…
Последний бой
Он командир полка, в майора чине.
Неравный бой, контузия и плен.
Барака сумерки, концлагеря кручина,
Что стоит жизнь, развеянная в тлен.
Года невзгод, побоев, унижений,
Нацисткой свастики склонившаяся пасть.
Предатель Власов, сотня отражений
Судьба зеркально может предлагать.
Он выбрал путь, достойный офицера,
Побег из плена, возвращение к своим.
Но крутится судьбы искомой сфера.
Опять концлагерь, а свободы только дым.
Тюремщики сменились, те же пытки
И крик души, - свои, товарищ Пугачев.
На тело ставят новые отметки,
Как Берия нас любит горячо.
Не выдержать тебе вторую зиму,
Не может прикланённо жить боец
И вновь побег, свои стреляют в спину,
Последний бой, бесславия конец.
Тот день свободы стоял целой жизни,
Тот белый снег, струящаяся кровь.
Свободен он, хоть мёртв отныне
Погиб солдат и к Родине любовь.
***
Убегают в поле избы вереницей,
Золотится нива жита за станицей.
Хлеб, серпом сжиная, думает о сыне.
На войне, пропавшем, без вести поныне.
Сорока нет бабе, седина ложится,
Стройная фигура уж к земле клонится.
Вечерами плачет пред святой иконой,
Сына верни, Боже, - молится покорно.
А казак во поле вражеском повержен,
Чуб измазан кровью, золотистый прежде.
Не спевать парнишке девкам своих песен,
Не ласкать подружку, был когда-то весел.
По станице с гулом братия гуляла,
Под тальянку песни весело спевала.
Как плясали девки, ноги оголяя,
Молодых казаков телом соблазняя.
Казачки хмельные до любви охочи,
В сеновале с девкой проводили ночи.
А с утра похмелье, тяжкая работа,
Молодость хмельная, погулять охота.
Грянула зарница, окунув в полымя,
То война примчалась, не спросивши имя.
Казачки лихие всё коней седлая,
Заплетают гривы, девок не лаская.
Отгуляли хлопцы, пики навострили,
За Россию – матерь в бой идут лавиной.
Нет врагу пощады, не топтать им землю,
Помоги им, боже, гласу твоему внемлю.
Расступились тучи, освещая сечу,
Солнце золотое полыхнуло в вечер.
Напоено кровью поле отдыхало,
Смерть косою острой души собирала.
Не ласкать им груди, налитые воском,
Не спевать казакам песни за погостом.
Утренней росой не умыться боле,
На коне игривом не скакать по полю.
Чистилище
Они не умели стрелять,
Присягу успели принять.
И сразу в чеченский саван,
Кремлевский отправил их клан.
На смерть подписали контракт,
В чистилище, бросив ребят,
Свои миномёты крушат,
продляя истерики акт.
Закрыта дорога назад,
Куда ты не бросишь свой взгляд,
Каркасы горящих машин,
Остовы больничных руин.
Натянуты нервы струной,
Когда смерть придет за тобой,
Разбросаны трупы вокруг,
Без ног, головы и без рук.
Скрывая тела под землей,
танк месит кровавой юлой.
И негде поставить им крест,
В чистилище множество мест.
Ждет юных совсем пацанов,
Из детских, не вышедших снов,
любовь не успевших познать,
Порадовать внуками мать.
Ичкерии избранный сброд,
Афганцы и негры, весь род,
Прибалты, и даже хохлы,
За баксы продались козлы.
И головы режут ножом,
Преданья Афгана свежо.
А мальчикам хочется жить,
Работать, учиться, любить.
Не знали тогда пацаны
Всех ужасов этой войны.
Им помощь прислали письмом,
Груз двести написано в нем.
Послали на верную смерть.
Забыли про совесть и честь.
Куют капиталы войной,
Прикрывшись кремлевской семьей.
Чистилище им не грозит,
Рад Ельцин, пьет водку и спит.
Надёжно прикрылся щитом,
Разруха в России при том.
А мальчики гибнут кляня,
Сгорают сердца от огня,
Их матери скорби полны,
В саване ненужной войны.
***
Уходит в бой последний батальон,
Морской причал, соленая волна.
И похоронки носит почтальон,
Скажи мне друг, «Кому нужна воина»?
Всплакнула мать, платком смахнув слезу, -
«Прощай, сынок, тебя я не дождусь».
Морщинки губ сын долго целовал,
В тумане таял маленький причал.
Года прошли, прикрывшись сединой,
На берегу стояла так же мать.
Крик белой чайки слышен над волной,
Сыночка милого ей боле не обнять.
***
Война преследует тебя, война преследует меня,
Не позабыть нам смерть друзей и отблеск вечного огня.
Кровавый след из прошлых лет,
Ложится в душу отпечатком.
Налей браток, хоть я живой,
Мне почему-то жить не сладко.
Я пью за вас мои друзья,
За всех живых и всех усопших.
Нальет браток еще одну,
Я пью без слов, без реплик лишних.
За тех кто вышел из огня, и тех,
Кто пал на поле боя.
Зачем слова, нам ясно всё,
Живым и мертвым нет покоя.
Налей браток и пей до дна,
С тобой мы всё еще живые.
Нас не смогла согнуть судьба,
Дождались нас друзья, родные.
Есть рай чудесный в облаках,
В аду с тобой мы побывали.
Мне кажется, нас там не ждут.
И никогда в раю не ждали….
***
Мы на север уйдем, покидая Афган,
Поскорее домой, где родные, друзья.
Где нет смерти и боли и из цинка саван,
не найдет никогда «груз 200» тебя.
Здесь такая жара, радиатор кипит,
Мы потерпим друзья, жажда нс не убьёт.
Нам сказал лейтенант, фляжку вылив в мотор,
Заработал Урал и помчался вперед.
Ты вернешься домой, мать обнимешь, сестру,
Как отец поседел, не узнать старину.
Упадёшь на кровать, будешь спать до утра,
Водки выпьешь с отцом, улыбнется сестра.
Ты нальешь до краёв водки полный стакан,
Сверху хлеба кусок – поминальный обряд.
Выпьешь стоя за тех, кто прошел сквозь Афган,
И за тех, кто погиб, слез не бойся, солдат.
Нет в России войны, только «Черный тюльпан»
Бороздит облака, груз двухсотый несет.
Оставляя Кабул, Позади Кандагар,
Мы на север уйдем, где Россия нас ждет.
***
Путевку в жизнь мне выдала война,
На тело штамп поставив однозначно.
Афган далекий, близкая Чечня,
Закон диктует, смертью властной.
Деля ребят на мертвых и живых,
Стелясь ковром на пыльную дорогу.
Ложась узором из цветов простых,
В венки, вплетаясь понемногу.
И этот штамп, проставленный судьбой,
Скрывая истину меж делом.
Нарушив ритм, следует за мной,
Давя плитой надгробною на тело.
Он давит злобно на висок,
С души срывая покрывало.
И память, забывая срок,
Бежит по лезвию сначала.
Стремясь сгубить последний вдох,
Давя сильнее с каждым часом.
Но не поставил подпись бог,
Знать штампу дух мой не подвластен.
Голубое небо
Голубое небо, чистою строкою,
Улеглось стихами в привокзальный быт.
На перрон согнали. Тесною толпою,
Тех, кто за отчизну должен быть убит.
Тыщи километров до чужой отчизны,
Тысячи поселков, городов.
Горные дороги, страх перед пустыней,
Восемнадцать прожил лишь годков.
На броне горячей, пацаны гурьбою,
Травят анекдоты, на запретный лад.
Мальчики не знают, кто живой из боя
Выйдет ли сегодня, встретив тот закат.
Потом обливаясь под палящим солнцем,
В гимнастерках мокрых, но не от крови.
«Вот бы братцы, щас бы встал я у колодца,
Из ведра облился с ног до головы».
Той мечте не сбыться, вой надрывный мины,
Голубое небо спряталось за дым.
Белый снег далёкой родины - Отчизны
Кажется не белым, кажется седым.
Голубое небо вижу над собою,
Облаками буквы, выстроились в ряд.
Саша, Миша, Юра, Петя, Костя Боря,
Имена погибших в облаках пестрят.
Пехота
Пехота перла на ура,
«За Сталина, за Родину».
Уединение утра,
Рванула мина в сторону.
«Не останавливаться братцы» -
Кричал пред смертью капитан.
И шли бойцы в кровавом танце,
Пороховой стеля туман.
Подавлен дзот, вот и окопы,
Последний метр до врага.
Кто жив, остался, спрыгнул скопом,
Где свой, чужой, рука, нога.
Мелькает штык, да редкий выстрел,
Друг друга, молча бьют враги.
Бой кончен для кого- то быстро,
Присел солдат с ножом в груди.
Из сотни живы два десятка,
Тревожит раны, не беда.
Лишь после боя стало зябко,
На душах горе – лебеда.
Друзья лежат с челом не скрытым.
Им не подняться снова в бой.
От мин на поле сотни рытвин,
и сотни тел, что шли с тобой.
Вагоны
На прощанье поцелуй подругу
Весь война, заполнила перрон.
Оказала черную услугу,
вместо свадьбы фронтовой вагон.
«Ну, прощай» - солдат сурово скажет,
просто так от боли не в укор.
Вещмешки мелькают саквояжи,
Замигал зеленым светофор.
Вдаль сердито тронулись вагоны,
Защемило в девичьей груди.
К западу тянулись батальоны,
Ждал их бой кровавый впереди.
Расплылись вагоны, только лица,
Тронутые горькой лебедой.
Капли слез на тоненьких ресницах,
Опаленных общею бедой.