СТИХИ РУССКОГО ЭМИГРАНТА
-1-
И лицемерят сладострастно,
и обсуждают за глаза…
Когда бы жизнь была прекрасна,
я б не нажал на тормоза.
Я не подсыпал бы в какао
себе на завтрак мышьяку,
и слово гнусное «шакалы»
я не поставил бы в строку.
Но я убил себя цинично
и стал, конечно, мертвецом,
ходячим трупом необычным
с заинтригованным лицом.
На нём застыло выраженье:
вполне научный интерес
к посмертной статике движенья
людей…
-2-
На мёртвом сердце от ожога,
былой любви дымится след.
Ещё чуть-чуть, ещё немного –
мы вместе встретили б рассвет.
Но я один его встречаю.
Цыганской шалью – небеса.
Тебя уже почти не знаю.
Почти забыл твои глаза.
***
Мечтать и смотреть интересно,
как редкий январский снежок
летит на любимую местность
с названием «конный лужок».
Хребта мелового громада,
речушка под этим хребтом –
и большего просто не надо,
чтоб не говорить о другом.
По этой грунтовой дороге,
вдоль этих больших тополей
гулял я охотно и много –
всё в памяти детской моей.
Снежок на ладони искриться,
а в сердце и радость, и пыл.
Я с женщиной здесь проходил,
которая всё ещё снится.
СОВРЕМЕННАЯ БАЛЛАДА
Ты приедешь ко мне в сотый раз – в первый раз.
Ты ко мне не приедешь – забудешь о нас.
Я включу интернет, на страницу зайду,
на которой твой снимок последний найду.
Ты на клавишу «Enter» в сердцах не дави.
Просто в этой сети не бывает любви.
Просто ты обновила опять аватар,
как манящий неискренний вычурный дар.
Выключай интернет, обрывай провода.
И на сайт этот не заходи никогда.
И спустя, может быть, много дней, много лет
тебя строчкою давней встревожит поэт.
А поэт – это я. Ты приедешь ко мне.
Только нет меня в этой дурацкой стране.
Ты приедешь, приедешь роскошной весной.
А поэт – это я. Я ведь умер зимой.
Остаётся одно: посмотреть на разлив
и включить интернет, где я молод и жив.
***
Согласен, это не деревня,
но ты в Серебряном Бору,
и льдом покрытые деревья
хрустят, ломаясь на ветру.
Согласен, это город скользкий
и жизнь вершится на бегу,
но скован льдом канал московский,
и утки прячутся в снегу.
Твоя душа согреться хочет,
твоей душе не всё равно
о ком та женщина хлопочет,
с которой ты здесь пил вино.
***
Похожу, присяду на кровать:
ты ни в чём, ни в чём не виновата,
захотела ниточку порвать –
только получилось резковато.
Резко получилось. Ну и пусть.
И во сне ты протяни мне руку.
Я почти что знаю наизусть
расставанья трудную науку.
***
Ты твердишь: любовь всегда взаимна.
Но понять, что это полный бред,
что она проходит, сволочь, мимо –
смог бы и воронежский поэт.
Это просто глупости большие
очень взрослой женщины одной.
Кто из нас, любимая, сфальшивил
в первый и последний выходной?
Думаешь, что я? Моя музы’ка
вряд ли хуже музыки твоей.
Без сопротивления и крика
наливай, любимая, и пей.
Пей меня по капельке, нещадно.
Если хочешь, залпом осуши.
Но учти, что станет чистым ядом
забродившее вино души.
***
Промелькнуло что-то между нами
на курорте в южном городишке.
Знать взмахнули ангелы крылами –
не переусердствовали слишком.
Потому что осенью мы были,
а к зиме расстались и простились.
Потому что вместе мы любили,
ну а сны раздельные нам снились.
В поезде ночном я вспоминаю
эту муть, трясясь на верхней полке.
Ничего по совести не знаю,
надрываю сердце втихомолку.
Сохрани подольше, пианистка,
гения великую досаду.
Ты обыкновенная садистка
с очень нежным, очень нежным взглядом.
Слышит ли меня или не слышит
ангел, купидон, амур на страже?
Может быть, я заберусь на крышу,
может быть, с неё я прыгну даже.
Только напоследок мне поведай
для чего то милуешь, то судишь?
Вот и всё, учитель, в эту среду
ты её простишь. Потом забудешь.
***
Это ничего, что забываю
твои плечи хрупкие, нагие…
Будет боль другая, боль другая
и стихи немножечко другие.
***
Стихи рождаются на ощупь и на слух,
как тропка наугад в лесу дремучем.
Вот стадо растеряв, бредёт пастух,
но на опушке взор вверяет тучам.
Не так ли точно стих – опушка лжи,
и ты к ней должен отыскать дорогу?
И может быть, померкнут этажи,
поскольку этот путь – движенье к Богу.
Пускай твои терзанья напоказ,
пускай ты в дураках иль загнан в угол,
но ты герой-волшебник, а сейчас
стихи уже не пишутся без «Гугла».