Не для забавы — для души,
Не Бога — обезьяны ради.
Живут, милы и хороши,
Себя не знающие ****и.
И, вроде, правду говорят,
И текст прямой, и смысл народный,
И змий ползёт, и Еве яд
Даёт и спелый, и природный...
Ах, женщины, забавный нрав,
Иным уж проще удавиться,
Чем соку дьявольских отрав
Отдаться или подчиниться.
Густых, беспомощных проблем,
Рабыни беспокойных маток.
Враги страдающих лексем,
Они ни в чём не виноваты.
Но кто же, кто же виноват,
Что стих наполнен сучьей течкой,
И Ева пьёт всё тот же яд,
И из ****ы стекает речка?!
И, захлебнувшись в той реке,
Мечтает Ева лишь о ***,
Чтоб промелькнул невдалеке,
И чтоб обрызгал в поцелуе.
Как нам тех женщин называть?
Известно нам! И, Бога-ради,
Не матерей идут ****ь.
Зачем, коль есть на свете ****и?!
И клитор — блямба без мозгов,
И мужики кругом — уроды.
Лишь для неё закон таков,
Но не таков закон природы!
И, в суете лобковых вшей,
Она решит, подумав «блямбой»
Глаголом жечь *** мужей,
Чесать ****у гниющим ямбом!
Прим. Посвящается лирической героине, но никак не автору.