/Печатается по книге:
Райнер Мария Рильке. Дуинские элегии. Сонеты к Орфею; пер. с нем. Владимира Летучего. - М: Скорпион, 2010. - 140 с.: илл. - графика Пабло Пикассо/
ДУИНСКИЕ ЭЛЕГИИ
- Элегия третья -
Петь о любимой – одно; другое, увы! о нём,
кто скрыт в нас самих и повинен во всём, о! бог-поток
нашей собственной крови.
Кто за версту узнаётся юницей в любимом –
что в нём от властителя страсти, кто часто
от одинокости, если юница не утолила (часто, когда её нет),
ах! какими волнами захлёстнут, взметал свою бого-главу
и ночь призывал к бесконечному бунту.
О Нептун крови, о страшный трезубец!
О тёмный ветер из витой раковины его груди.
Слушай, как пещерится ночь, вглубляясь.
О, звёзды,
разве оно не от вас – притяженье влюблённого
к лику любимой? А сокровенный взгляд в её чистый взор
- не от чистого созвездия разве?
Нет, о горе, не ты, не родимая мать,
так напрягла ему дуги бровей ожиданьем.
И не к тебе, о ласкаемая юница, нет, не к тебе
тянутся губы его в плодотворном порыве.
Вправду ли мнишь, что твой лёгкий выбег навстречу
так потрясает его, ты, изменчивая, как ветерок поутру?
Да, ты ужаснула сердце ему; но ужасы, что гораздо древней,
вторглись в него при нежнее чем нежном ударе.
Позови же его… Нет, не вызвать из тёмного круга.
Да, он хочет; он, как исток, истекает; и облегчённо вживается он
в тайное сердце твоё, завладев – и начинается сам.
Но когда он начался?
Мать, ты крохотной жизни творец, ты ей положила начало;
он – твоя новь, ты над новым взором склоняла
весь дружелюбный мир, не подпуская чужого.
Ах, где те годы, когда от грозящего хаоса ты его прятала
просто внутри твоей ладной фигурки?
Сколько раз ты спасала его; заподозренная по-ночному,
комната вдруг становилась ни в чём не повинной;
пространство уютного сердца
ты прибавляла к пространству младенческой ночи.
Не в темноте, а в своём пребывании рядом
ты затепливала ночник, и светился он дружелюбьем.
Каждый шорох ты объясняла с улыбкой,
как если бы загодя знала, когда заскрипит половица…
И он слушал и притихал. Так много оно означало –
твоё ночное вставанье; за шкаф, высокая и в долгополом плаще,
отступала судьба малыша и пряталась в складки портьер,
что легко раздвигались, его неспокойная будущность.
Но а пока он – сам облегченье – лежал
под спящим приглядом твоей лёгкой тени,
расслабленный сладостью засыпанья - :
и защищённым казался… Но внутри: кто бы мог
в нём поставить преграду перед паводком всех
пра-рождений?
Ах, никакой осторожности в спящем; он спящий,
но грезящий, но в лихорадке: когда погружался в себя.
Он, сама новь и пугливость, как он пронизан
ветвящейся порослью происходящего в нём,
как уже вплёлся узор, в удушающий рост,
в звероподобные формы. Как он им предавался - .
Любил.
Да, любил своё потаённое, дикий край своей потаённости,
лес первобытный в себе, где на ближнем конце
светло-зелено билось
сердце его самого. Любил. И оставлял его, сердце, и углублялся
по своим же корням в могущественный исток,
где пережил уже некогда он своё маленькое зарожденье. Любя,
он погружался в древнюю кровь, тёмную бездну,
где пребывал ещё предками вскормленный ужас.
- Где
ужасное его узнавало, понятливо щурясь.
Да, жуть улыбалась… И редко
ты улыбалась так нежно, о мать. Как он мог не любить
жуть, если она ему улыбалась. Ах, до тебя
он любил её - когда ты носила его в своём чреве,
растворилась она уже в водах, омывающих лёгкий зародыш.
Глянь: мы любим не так, как любят цветы, -
Одним единственным годом; когда любим мы,
незапамятный сок
нас поднимает, бросая в объятья. О, девушка, это
значит: мы любим в себе не одним сиюминутным, но всем
варевом, что в нас бурлит; не одиночной
жизнью, но всеми предтечами сразу, что как осыпи гор
снизу нас подпирают; но всеми пересохшими
руслами наших
праматерей - ; но всем
безмолвным ландшафтом под облачной или
чистой судьбой - : это, о, девушка, предваряло тебя.
А ты, - знаешь ли, что всколыхнула
пра-время в любимом. Какие чувства разворошила
ты в уже сгинувших жизнях. Сколько
женщин тебя не взлюбило, ревнуя, Что за мрачных мужей
ты взволновала в его кровеносных сосудах. Ещё
не рождённые дети
тянулись к тебе… О тише, тише,
будь милостива и исполни своё повседневное дело, -
уведи его в сад, подари ему ночи,
те, что всё перевесят…….
Уравновесь его…….