Истерить прекращаем. Спустя шесть десятков лет
(Чтоб не сглазить, пусть будет лет этак через сто двадцать)
От безумно любимой останется лишь скелет,
Без умений любых, кроме разве что ухмыляться.
Та, с которой не смел говорить ни в стихах, ни так,
О которой и думать не мог без надрывной муки,
Превратится в похожий на всех остальных костяк,
Состоящий из Са++, С, Н, О, Р и... скуки.
Не захочешь тогда ни смотреть на него, ни петь
О таинственной стати, изгибах его предплечий,
Дивной стройности голеней... Так отрезвляет смерть
Опьяняемых жизнью: никто из живых не вечен.
Только веришь ли ты в эту трезвость, блажной алкаш,
Правнучатый племянник Орфея с обломком лиры?
Нет, не веришь, и снова меняешься баш на баш,
Тень своей Эвридики любя больше правды мира.